Е.Черноусова.

 «Видите вы эту шакалью морду, которая хохочет во мраке? На ней кровь».

А.Аверченко. «Болотные туманы», февраль 1918.

Кровавые события конца 1917 - начала 1918 года в Севастополе.

Известия об Октябрьском перевороте достигли Крыма на следующий день. Утром 26 октября в Севастополе было созвано расширенное заседание исполкома совета при участии представителей профсоюзов, завкомов, корабельных и солдатских комитетов и городской думы. Тем временем Центральный комитет Черноморского флота (Центрофлот) организовал демонстрацию в поддержку свершившейся революции. Прервав заседание, эсеро-меньшевистский исполком севастопольского Совета принял решение о взятии власти в свои руки. Большевики, хотя и не имели там большинства, под влиянием политического момента были в союзе с эсерами (в том числе и эсерами-украинскими националистами), чем, видимо, и объясняется решение Совета приветствовать переворот.

Прочие советы Крыма, а также партии и общественные движения встретили октябрьские события в Петрограде крайне отрицательно. Они учитывали состояние умов крымского населения, как огня, страшившегося междоусобицы. Однако в Севастополе ситуация была несколько иная. «Ни деревня (эсеры), ни профсоюзы (меньшевики), ни советы и другие властные органы (кроме Центрофлота и Севастопольского ВРК, созданного 27 октября)... не были на стороне большевиков, которые оказались зажаты между февральскими образованиями справа и, условно говоря, анархистско-бунтарской бесконтрольной стихией слева», отмечают историки. Аудиторией большевиков были матросы Черноморского флота, солдаты и промышленные рабочие - относительно немногочисленная, однако хорошо организованная и готовая к выступлениям масса.

Командующий флотом контр-адмирал А.В. Немитц, опасаясь осложнений, приказал поддержать власть советов.

6 ноября 1917 года в Морском собрании Севастополя открылся 1-й Общечерноморский съезд. Квинтэссенцией съезда стала полемика о гражданской войне. Большевик Н.А. Пожаров и лидер украинских эсеров К.П. Величко доказывали наличие органической связи между революциями и гражданскими войнами, а правые эсеры и меньшевики выступали резко против насилия. Меньшевики и правые эсеры, в конце концов, съезд покинули. А большевики сумели продавить весьма выгодные для них решения.

Во-первых, по просьбе представителя рабочих Ростова-на-Дону съезд постановил отправить им на помощь в борьбе с белоказаками А.М. Каледина отряд матросов. Исследователи полагают, что «для большевиков в этом решении имелся большой резон: они получали в своё распоряжение "легитимные" вооружённые силы и возможность проверить их в практических действиях, дабы потом использовать в Крыму». Во-вторых, сместив на посту комиссара Черноморского флота эсера И.И. Бунакова-Фондаминского, съезд назначил на это место большевика В.В. Роменца. Таким образом, итогом съезда стало упрочение позиций большевиков.

Категорически против посылки отряда на Дон было командование флотом, что вызвало недовольство матросов. На флоте знали, что костяк калединцев - офицеры. Возражение флотского командования против посылки отряда матросы восприняли как поддержку восстания. С 15 ноября прокатилась волна арестов: матросы арестовывали офицеров без каких-либо санкций. Реакция Севастопольского Совета на беззаконие была очень вялой. Эти события стали прологом к первой кровавой бойне в Севастополе.

Встретив под Ростовом ожесточенное сопротивление со стороны офицерских и казачьих частей, красногвардейский десант возвратился обратно. 10 декабря 1917 года в Севастополь были доставлены тела 18 моряков, погибших в сражении под Белгородом. Их похороны вылились в мощную демонстрацию, в ходе которой раздавались призывы к немедленному избиению офицеров.

12 декабря 1917 года представители возвратившегося из-под Белгорода I-го черноморского революционного отряда заявили на заседании Севастопольского Совета, что отряд не только не признает его авторитета и распоряжений, но требует в 24 часа очистить помещение исполкома, угрожая в противном случае разогнать совет силой. Местные большевики, не имевшие большинства ни в одном органе власти, тут же воспользовались ситуацией и приняли декларацию о своем выходе из состава Совета, поскольку он-де окончательно скомпрометировал себя перед народом.

13 декабря командующий флотом контр-адмирал А.В. Немитц выехал в командировку в Петроград. Позже выяснилось, что таким образом он просто сбежал.

По флоту вновь прокатилась волна арестов. Офицера могли арестовать по любому навету и анонимному доносу или даже за то, что он просто выполнял свои должностные обязанности. Так, в постановлении общего собрания команды подводной лодки «Гагра» об арестах офицеров указывалось, что мичмана Маркова и прапорщика Беляева решено арестовать за то, что они «относились к команде дисциплинарно и самолюбиво». Причем положительные отзывы матросов об офицерах и тот факт, что кроме требования дисциплины вменить в вину офицерам было нечего, собранием в расчет приняты не были. А команда крейсера «Прут» назвала лейтенанта Г.Прокофьева «кровожадным животным» в том числе и за то, что он «при увольнении команды на берег ходил с ножом по фронту и портил брюки, и выгонял с фронта, у кого были брюки переделанные». Позднее Прокофьева казнили (из Отзыва команды крейсера «Прут» на лейтенанта Г.К.Прокофьева).

Безнаказанность и вседозволенность, разложение флота и отсутствие в городе власти, имеющей волю навести хоть какое-то подобие порядка, а также демагогия большевиков, стремящихся использовать темные инстинкты толпы в политических целях, привели к страшной трагедии, разыгравшейся в ночь с 15 на 16 декабря 1917 года.

Вечером 15 декабря 1917 года на эсминце «Гаджибей» команда арестовала 6 офицеров за «контрреволюционную деятельность» и решила поместить их в тюрьму. Но там отказались принять арестованных, сославшись на отсутствие решения об аресте компетентных органов. Тогда матросы привели арестованных на Малахов курган и расстреляли (Из статьи «Тревожные дни в Севастополе» в газете «Крымский вестник» - автор).

Это событие стало началом настоящей вакханалии самосудов и убийств офицеров флота. Среди убитых были начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал Митрофан Каськов; главный командир Севастопольского порта начальник дивизии минных кораблей вице-адмирал Павел Новицкий; председатель военно-морского суда генерал-лейтенант Юлий Кетриц и другие. Всего на Малаховом кургане 15-16 декабря 1917 года было расстреляно, по разным оценкам, больше 30 офицеров.

Журнал «Барабан», издававшийся в Петербурге Аркадием Аверченко, о событиях этой страшной ночи писал: «Над офицерами, приговоренными к казни, матросы страшно издевались. Так, например, к смертной казни был приговорен б(ывший) начальник порта адм. Новицкий, больной старик, с ним от пережитого страха при аресте сделался паралич, и он не мог двигаться. Караул же, пришедший конвоировать его на место казни, заставлял его ударами штыков идти, но тот никак не мог даже двинуться с места, тогда находившийся с ним в камере адм. Александров сжалился над ним, взвалил на себя и на своих плечах донес его до Малахова Кургана, где и были оба расстреляны»... Аресты и последующие расстрелы сопровождались обысками и мародерством (статья «В судебную комиссию поступило заявление» в газете «Крымский вестник» - автор). Тела некоторых убитых сбрасывались в море.

Буйство толпы застало врасплох почти все политические группы. И лишь большевики действовали быстро и сумели воспользоваться моментом для укрепления своих позиций. 16 декабря 1917 года в городе был организован Временный военно-революционный комитет в составе 18 большевиков и 2 левых эсеров во главе с большевиком Ю. Гавеном. В президиум были избраны только большевики. Приняты приказы о прекращении самочинных обысков и арестов, о запрещении покупки и продажи оружия. Прежний эсеро-меньшевистский Совет был распущен. 18 декабря 1917 года был переизбран Севастопольский Совет. Большевики получили 87 мест из 235, их союзники, левые эсеры - 86. Большинство из 50 беспартийных поддержали большевиков. Председателем Совета был избран большевик Николай Пожаров.

В ночь с 19 на 20 декабря 1917 года самосуды возобновились. Среди убитых - надворный советник доктор В. Куличенко; преподаватель Минной школы Черноморского флота лейтенант В. Погорельский; настоятель военной Свято-Митрофаниевской церкви на Корабельной стороне протоиерей Афанасий Чефранов (расстрелян на паперти храма за то, что напутствовал Святыми тайнами приговоренного к смерти. Тело Чефранова не было найдено. Видимо, его выбросили в море); исполнявший обязанности старшего офицера линейного корабля «Евстафий» капитан 2 ранга Василий Орлов (заколот матросами штыками и забит прикладами в коридоре арестного замка (Статья «Расстрел 7 офицеров и священника» в газете «Крымский вестник» - автор).

 Севастопольский комитет РСДРП (б) выпустил воззвание «Против самосудов!». Вновь избранные органы власти, где большинство имели большевики, издали ряд воззваний с призывом немедленно остановить насилие. Большевики пытались выявить зачинщиков беспорядков в матросской среде и войти с ними в контакт. В конце концов, Военно-революционному комитету удалось прекратить волну самосудов. Во многом этому способствовало решение разоружить бойцов отряда, вернувшегося с Дона.

Однако очевидно и другое. Главным политическим последствием кровавой декабрьской резни стало существенное укрепление большевиками власти и вытеснение их противников из властных структур. Примечательно, что во время декабрьских «Варфоломеевских ночей» были арестованы несколько меньшевиков и эсеров, в том числе лидер меньшевистской фракции исполкома Буднов. Они не были казнены, но эти аресты повлияли на решение исполкома и президиума Центрофлота сложить с себя полномочия и передать власть избранному Военно-революционному комитету (Из воспоминаний Ю.Гавена «Октябрь в Крыму» - автор).

Виновники массовых убийств без суда и следствия не только не были наказаны - не было проведено никакого расследования. Что, несомненно, сыграло не последнюю роль в новой, еще более кровавой, трагедии февраля 1918 года.

К началу 1918 года власть большевиков была установлена над всем полуостровом, что поставило перед ними ряд серьезных задач. В частности, события конца 1917 года показали, что в рядах регулярных воинских соединений много людей случайных, а то и попросту мародеров и уголовников. Остро стал вопрос об организации красногвардейских отрядов в Крыму. На что нужны были деньги, которых катастрофически не хватало, несмотря на решение обложить буржуазию контрибуцией. Так, 12 января 1918 года финансовая комиссия Севастопольского совета доложила, что буржуазия вместо 10 миллионов рублей контрибуции дает только 1 миллион.

Кроме того, в конце января резко сократилась, в связи с демобилизацией, численность матросов Черноморского флота - главной политической и электоральной базы большевиков в Севастополе. В связи с пропагандой Брестского мира резко обострились противоречия с былыми союзниками большевиков - эсерами, к ним же перешли симпатии многих севастопольцев, разочарованных договоренностями с немцами. Силы большевиков и их влияние в городе стали ослабевать.

21 февраля 1918 года в связи с начавшимся германским наступлением советское правительство издало декрет «Социалистическое отечество в опасности!», один из пунктов которого прямо провозглашал: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления». Данный декрет был передан на места телеграммой, а 22 февраля 1918 года опубликован в печати («Правда», «Известия ЦИК»).

Жесткий поворот большевиков к дисциплине и правопорядку спровоцировал новую вспышку насилия, подстегиваемую агитацией анархистов, имевших влияние в Центрофлоте.

Около 21 часа 21 февраля 1918 года на линкоре «Борец за свободу» состоялось собрание судовых комитетов, которое решило «заставить буржуазию опустить голову». Намечен был ряд действий «вплоть до поголовного истребления буржуазии». На судах «организовалась комиссия, решившая вырезать всю буржуазию Севастополя». Узнав о готовящейся акции, руководители Совета большевики Н.Пожаров и П.Марченко отправились на Каменную пристань, где собралась толпа численностью около 2500 человек, пытаясь, как они говорили позднее, отговорить матросов от погромов. «Нас не хотели слушать, - утверждали большевики позднее. - Это было противно воле Совета, и на это заявление нам отвечали: не хотите - не надо. Мы сами это сделаем, а вас больше знать не хотим». Удивительно, что о пресловутой «комиссии», которая якобы руководила погромами и убийствами и которая, по словам Пожарова, шла «в корне против советской власти», так толком ничего и не выяснили, кроме того, что в ней состоял председатель Центрофлота Романовский. Разбившись на отряды, матросы оцепили город «так, чтоб никто не убежал», и начали массовые обыски, грабежи и самосуды. Убивали офицеров и священников, богатых обывателей и (по словам участника событий Беляева) «просто разных, кого попало». Озверевшая толпа матросов убивала в пьяном угаре (по словам очевидца «напились и стали резать женщин и детей»). Убийства сопровождались грабежами и мародерством матросов: «все, что они награбили, не было доставлено (в Совет) ничего, все пошло по карманам». (Из «Протокола объединенного заседания II Черноморского съезда совета военных, рабочих и крестьянских депутатов, Центрофлота, Ревкома, представителей судовых и береговых комитетов флота и комиссии «девяти» о текущем моменте - автор).

Убивали целые семьи, не щадили ни детей, ни женщин. На собственной даче был убит участник обороны Порт-Артура отставной контр-адмирал Н. А. Сакс, его жена Л. Н. Сакс, дочь Ольга (21 года) и сын Николай (15 лет) Об этом убийстве стало известно из записи в метрической книге Спасской больничной церкви Севастополя.  

Документы и воспоминания очевидцев рисуют страшную картину кровавой бойни.

Вдова капитана I ранга А. Г. фон Ризенкампф: «Ночью 22/9 февраля с.г. ко мне в квартиру явилось несколько вооруженных в форме матросов и приказали моему мужу Анатолию Григорьевичу Ризенкампфу, вместе с моим зятем Георгием Ефимовичем Марковым (мичман с Подводной бригады) и племянником Анатолием Александровичем Ризенкампфом (армейский прапорщик) идти с ними в Совет Военных и Рабочих депутатов. На следующий день я узнала, что мой муж, зять и племянник в Совет не приводились, а были расстреляны у ворот Исторического бульвара, причем муж и зять были убиты на смерть, а племянник тяжело ранен и на его выздоровление надежд очень мало (умер 7/20.03.1918). После этой ужасной ночи, я осталась вдовой с тремя детьми из них две дочери еще в гимназии, а третья осталась вдовой пробыв замужем за Георгием Ефимовичем Марковым только пять дней». Это цитата из «Прошения вдовы заведующего пристрелочной станцией Н.Г.Ризенкампф», на котором имеется помета: «... мы комитет и вся команда (пристрелочной станции - автор), заявляем, что за всю его тридцатилетнюю службу с ним мы видели его самое гуманное отношение и никаких контрреволюционных поступков за ним никогда не замечали». Единственная вина покойного состояла в том, что он был русским офицером.

В два часа ночи в городскую тюрьму пришли матросы и увели на расстрел группу арестованных, среди них - контр-адмирал Львов, капитан I ранга в отставке Карказ, бывший городовой Синица и другие. Владимир Лидзарь, заключенный городской тюрьмы: «...дорогой до места убийства, в Карантинной балке, как передавал потом рабочий Рогулин, их истязали: больного старика Карказа били прикладами и кулаками, и в буквальном смысле слова волокли, т.к. он болел ногами и не мог идти, адмирала Львова дергали за бороду, Синицу кололи штыками, и глумились над всеми... Перед расстрелом сняли с них верхнюю одежду и уже расстрелянных, мертвых били по головам камнями и прикладами» (Из воспоминаний В.Лидзаря «Варфоломеевская ночь в Севастополе 23 февраля 1918 года).

В четыре часа утра новая группа матросов увела на расстрел офицеров Шперлинга, Яновского, Прокофьева, Бахтина, Антонова, Целицо, Гаврилова, Кальбуса, купцов Шульмана и Шварцмана и других. Очевидец вспоминал: «Всем обреченным связали руки, хотя полковники Яновский и Шперлинг просили не вязать им руки: мы не убежим, говорили они... И эти пошли на свою Голгофу, не прося пощады у своих палачей, лишь у мичмана Целицо выкатились две слезинки - мальчик он еще был, вся жизнь у него была впереди, да прапорщик Гаврилов о чем-то объяснялся с бандитами... Их увели, а нам, оставшимся, сказали: мы еще придем за вами... Минут через 15-20 глухо долетел в камеру звук нестройного залпа, затем несколько одиночных выстрелов, и все смолкло...» (Из воспоминаний офицера Черноморского флота Н.Кришевского).

Тела складывали на платформы, бросали в автомобили и свозили на Графскую пристань. Матросы не позволили родственникам похоронить убитых. На барже их вывозили в море и там, привязав груз, топили. По словам очевидцев, ещё долго в штормовые дни трупы прибивало к берегу. Всего по городу за две ночи (23 и 24 февраля) было расстреляно, по оценкам историков, 600 человек.

До сих пор остается открытым вопрос об организаторах убийств. В поздних мемуарах большевики, в частности Ю.Гавен, пытались свалить все на буйство темной толпы, управляемой стадными инстинктами. Однако у историков есть основания считать иначе. «Внимательно вглядываясь в этот инфернальный процесс, - отмечает, например, В.Г.Зарубин, - видишь в нём некую дьявольскую логику, за которой так и чудится направляющая рука». Удар, с одной стороны, наносился по «классовому врагу» - имущим. С другой - по офицерам, даже по тем, кто давно ушёл в отставку. Стихия - стихией, однако «по своей исключительной жестокости и бездушности, продуманности и подготовке, вторая резня в Севастополе действительно напоминала Варфоломеевскую ночь, о которой так часто говорили матросы и солдаты. В декабре избивали в первую очередь тех, к кому могли предъявить хоть какие-то претензии, например участие в судах над восставшими матросами в 1905-1906 и 1912 годах. Только потом «входили во вкус». В феврале же избивали всех офицеров, хоть морских - хоть сухопутных, и всех «буржуев». И опять террор имел поначалу четкую направленность, и только потом озверевшие нелюди, вкусившие крови, вышли из-под контроля «кукловодов».

Не случайно после массовых убийств и погромов большевики выступили с публичным осуждением содеянного, однако, имея в руках власть, они ничего не сделали для наказания виновных в казнях без суда и следствия.

Сейчас современным украинским политологам, политикам и бизнесменам не нужно долго размышлять, чтобы спрогнозировать, что ожидает страну, в которой рейтинг власти стремительно падает, страну, расколотую пополам по этническому, лингвистическому, конфессиональному принципу, страну, которая на любых выборах делится примерно поровну, к тому же страну, не первый год живущую в долг. Кстати, и долг может остаться невозвращенным, если рвущиеся к власти радикалы, уже кричащие о беспощадной борьбе до полной победы, из-за слабости и попустительства правоохранительных структур смогут воплотить свои лозунги в жизнь.

Достаточно лишь пристальнее оглянуться назад, в прошлое, чтобы увидеть будущее.

/odnarodyna.com.ua/