Никогда мы не будем братьями — и не надоМногие ждут, как манны небесной, ввода на территорию Украины российских войск. Другие утверждают, что войска никогда и ни за что не войдут. Никогда не говори никогда — могут не войти, а могут и войти. На войне и в политике нельзя связывать себе руки заранее принятыми решениями, которым затем следовать, невзирая на меняющиеся обстоятельства.

Например, более двадцати лет назад провинциальная украинская «элита», еще только собиравшаяся приватизировать доставшуюся от СССР общенародную собственность, решила, что для Украины будет благом ориентация на ЕС и НАТО. С тех пор Украина, не сворачивая, бежит по тропинке «евроатлантической интеграции». Бежит на месте и с разрушительными последствиями, но бежит упорно, и останавливаться не планирует.

Нельзя сказать, чтобы данный выбор всегда был глуп или плох. В середине 90-х, после расстрела Верховного Совета РФ, после проигранной первой чеченской войны, после «берите суверенитета сколько захотите», распад России был вполне вероятен, последствия его непредсказуемы, собственных сил для преодоления потенциальных последствий подобной геополитической катастрофы на своей восточной границе у Украины не было, а США и НАТО еще не были скомпрометированы так, как после Ирака, Афганистана, Косово, Гуантанамо, и попытка спрятаться под их зонтик была вполне объяснима.

Но на рубеже 90-х и нулевых обстоятельства изменились, а украинская политика осталась столь же «последовательной» и «предсказуемой». Я беру эти слова в кавычки потому, что последовательность и предсказуемость хороши только в том случае, если они означают приверженность буквальному следованию требованиям международного права. Но с этой точки зрения наиболее последовательной и предсказуемой является политика России. В том же, что касается выбора партнера для сотрудничества, направления интеграции и т.д. приоритет должен отдаваться не последовательному упрямству, а разумному маневрированию в соответствии с меняющейся международной обстановкой. Кстати, и здесь пример подает Россия, а конкретнее — Путин, чьи ходы и решения никто еще не сумел просчитать, хоть (в отличие от легко просчитываемых американских) они предсказуемо остаются в правовом поле (независимо от того, идет ли речь о внутренней или о внешней политике).

У ополчения есть возможность самостоятельно перейти в наступление с решительными целями, но только один раз и только на одном направлении. Лучшие войска хунты сосредоточены на южном фронте — пытаются взять или хотя бы окружить Донецк и разрезать территорию ДНР/ЛНР пополам. Это дает возможность ополчению сосредоточить на севере, на харьковском направлении, группировку, достаточную для того, чтобы, создав угрозу окружения горловской группировки хунты (но не заморачиваясь ее добиванием), дойти до Харькова.

По данным ополчения, они имеют возможность выделить для наступления 150 — 200 единиц бронетехники. Уверен, что найдут примерно такое же количество автомобилей для повышения мобильности группировки. Прорыв флангов горловской группировки и угроза ее окружения почти неизбежно вызовет бегство украинских войск, поскольку, после уничтожения южного котла никто не захочет испытывать судьбу.

В ходе бегства неизбежны дезертирство, брошенная техника и имущество, что резко снизит боеспособность этих частей. Следовательно, путем быстрого, глубокого прорыва им можно не дать закрепиться в Изюме и даже в Харькове. Взятие Харькова (помимо морального эффекта от занятия первой столицы и создания ХНР) даст возможность ополчению использовать его промышленные мощности и мобилизационные ресурсы (местное сопротивление) для увеличения своего боевого потенциала. При грамотно поставленной работе можно нарастить численность и техническую оснащенность группировки в два раза за две недели.

Кроме того, Харьков — транспортный узел, открывающий три направления наступления (на Сумы — Чернигов, Полтаву — Киев и Днепропетровск — Запорожье). Ополчение сможет наступать только по одному, но хунта не будет знать, по какому, и должна будет прикрывать все, а войск не хватит. Часть будет отрезана на севере Луганской области, часть Коломойский оттянет для обороны своего княжества в Днепропетровске, часть будет далеко под Донецком, и оттуда ее, скорее всего, отзовут на защиту Киева. Успеет ли она к Киеву и сколько людей и техники потеряет по пути — неизвестно. Но, с учетом нехватки сил на создание сплошного фронта и маневренного характера войны, даже если армия хунты не распадется после первых же катастрофических отступлений, защитить Киев она не сможет.

В свою очередь, взятие Киева наносит сильнейший моральный удар хунте, ставит в безнадежное положение группировку Коломойского в Днепропетровске (ополченцы оказываются у нее в тылу — на коммуникациях), открывает южной группе дорогу на Одессу (с этого момента она может не опасаться удара Коломойского во фланг). При этом не стоит забывать, что движение на запад, позволяет ополчению наращивать численность за счет ресурсов новых народных республик (даже если не удастся привлечь на свою сторону значительную часть армии). Таким образом, в случае если ополчение сможет четко спланировать и грамотно провести операцию (а ополченцы уже продемонстрировали, что умеют это делать, хотя и в меньшем масштабе), уже к ноябрю-январю (а то и раньше) хунта может оказаться зажатой в западных областях.

Почему я считаю, что попытка наступления неизбежна? Дело в том, что «генерал Мороз», на которого рассчитывают многие коллеги, конечно, способен добить хунту. Но голод и холод еще вернее приведут к потерям среди населения контролируемых хунтой областей. И это не отменит потери в Донецке и Луганске. В результате количество беженцев перехлестнет за миллион, а может достигнуть и двух-трех, а количество погибших будем считать от ста тысяч и выше.

При этом пропагандистский аппарат хунты будет во всем обвинять Россию, а пророссийски настроенное население будет задаваться вопросом: почему Москва (из каких-то неведомых соображений) позволяет ему вымирать. Это совсем не улучшит идеологические позиции России на Украине — наоборот, сократит ее поддержку. Кроме того, с развалом систем жизнеобеспечения, страна погрузится в анархию, и гражданская война русских с галичанами за выбор Украины превратится в войну всех против всех за кусок хлеба, а это поставит под угрозу не только экономические интересы России и Евросоюза, но и интересы их безопасности. Прогрессирующий развал украинской государственности свидетельствует о том, что времени осталось мало. Поэтому, как ни велик риск наступления ополчения, риск выжидания еще выше.

Что касается российских войск, я действительно думаю, что при определенных условиях (невозможность для ополчения самостоятельно добить хунту в нужные сроки и изменение позиции ЕС) они могут войти на Украину. Более того, я уверен, что на каком-то этапе они все равно войдут, поскольку, даже если ополчение само достигнет победы, кому-то потом придется разоружать «вольных стрелков» и полевых командиров с обеих сторон (в идеале Россия сможет сделать это совместно с ЕС).

Однако я понимаю, что до тех пор, пока будет возможность официально войска не вводить, они не войдут. Единственное соображение, которое может стимулировать прямое участие России в военной кампании (при условии взвешенной позиции Европы) — то, что решать вопрос надо быстро, а ополчение может не суметь это сделать. Времени до зимы осталось мало. Надо успеть не только похоронить хунту, но и создать более-менее нормальные условия для зимовки той части населения Украины, которая окажется на подконтрольных ополчению территориях. Это проблема за день не решается, и решать ее в декабре-январе может оказаться поздно.

Кроме того, если дать время хунте на организацию обороны, дать ей возможность затянуть военные действия на левобережье до зимы, то этим временем хунта воспользуется для массовых репрессий против пророссийских активистов, разрушения инфраструктуры крупных городов Украины, уничтожения запасов продовольствия. То есть, промедление смерти подобно, и это сказано не для красного словца. Не только промедление с началом наступления, но и недостаточно быстрое развитие самого наступления не отменят ликвидации хунты, но приведут к неоправданно высоким человеческим и материальным потерям.

Поэтом хоть чучелом, хоть тушкой, а наступать надо. Ну а как оно будет, увидим. В конце концов, кроме наших желаний (и даже кроме необходимости) есть еще и реальные возможности, а оценить реальные возможности ополчения и подполья, а также реальную слабость хунты — очень сложно. Тенденции ясны, и они для нас благоприятны, но если вспомнить дела минувших дней, и Берлин в Великую Отечественную можно было взять уже весной 1943-го. А взяли его в мае 1945-го.

Я не случайно сравнил ситуацию с Отечественной войной. После случившегося на территории, именуемой Украина, живут две нации: русские и галичане (и примкнувшие к ним украинствующие). И мы действительно никогда уже не будем братьями. Следовательно, и Украины не будет. Выхода всего два — геноцид и развод.

Поскольку хунта попыталась пойти первым путем, развод цивилизованным уже не будет: новые границы проведет сильнейший, и он же определит новые правила игры. Из этого и надо исходить при планировании военных операций. Необходимо сохранить максимум собственного потенциала (людей, в первую очередь), о галичанах и украинствующих думать бессмысленно — они враги и таковыми будут, сколько бы лет ни прошло (пример бандеровцев, ждавших 50 лет, — тому подтверждение).

Необходимо отодвинуть границу России-Новороссии как можно дальше на Запад, но не далее польско-советской границы 1939 года. Во-первых, галичанам и украинствующим куда-то бежать надо, во-вторых, лимитрофы ЕС (в первую очередь Польша) должны получить свой утешительный приз, чтобы новая геополитическая реальность их не очень расстраивала.

Ростислав Ищенко