Раньше мне всегда казалось, что для того, чтобы изменить самосознание народа, требуются годы и жизнь не одного поколения. Сегодня Украина показывает, что это не так. Оказывается, его можно изменить за считаные месяцы, причем в любую сторону. Одних заразить вирусом свободы, а других – вульгарного шовинизма.

Все, кто хоть иногда сталкивается с украинскими пользователями в соцсетях, знает, что хотя они и не скрывают своей любви к Бандере, но ни за что не признают того, что у власти установился русофобский фашистский режим. Ну, типа «есть, конечно, отдельные горячие головы». В доказательство они приводят совокупный результат Яроша и Тягнибока на выборах президента, который оказался даже меньше, чем у кандидата Рабиновича. Вот, мол, а вы говорите, что у нас фашисты! Не стоит за нас беспокоиться, все у нас хорошо, у нас нормальная адекватная власть...

Постойте, граждане! А второе место Тимошенко, призывавшей расстреливать русских из атомного оружия? А третье у Ляшко, для оценки психической адекватности которого не надо быть врачом-психиатром? Это ли не показатель нездоровости общества? А антироссийская истерия в украинских СМИ? А знаменитое «Кто не скачет...» и нацистские песенки Ореста Лютого? Это что? И ведь это касается не только жителей Западенщины, которые всегда были националистически настроены.

Вирус вульгарного шовинизма охватил некогда русскоязычный Киев. Им больны не только рагули с Львовщины, но и совсем недавно казавшаяся вполне адекватной столичная интеллигенция.

Совсем недавно, всего год назад, я был в Киеве. Тогда я и представить себе не мог, что по его красивым улицам будут шастать толпы агрессивно настроенных бандеровцев, устраивать погромы, и это будет нормой для общества. Конечно, это не значит, что большинство украинцев готовы отправиться на восточный фронт или хотя бы выйти на улицы бить москалей. Но большинство готово если и не поддержать, то, как минимум, закрыть глаза на творящих этот беспредел. Это страшно и мерзко.

А ведь кто-то еще недоумевает: как такое могло произойти с этим миролюбивым народом, который здесь, в Центральной России, всегда ассоциировался с богатой и щедрой кухней, гопаком, казацкими песнями, но никак не с бандеровщиной?..

А как нация Гете и Бетховена стала нацией Гитлера? Ведь там тоже все произошло буквально на глазах, и великий народ превратился в одурманенную толпу, которая не просто терпела, но и поддерживала нацистов. Было, конечно, антифашистское подполье, но подавляющее большинство все же было «за». И многие не знали ни про Холокост, ни про концентрационные лагеря, ни про Хатынь. А когда узнавали – не верили. Вообще поражение в войне оказалось для немцев холодным душем. Они до сих пор хранят в себе комплекс вины за тот разгул средневековья, который они устроили в Европе в прошлом веке. Им до сих пор стыдно.

К счастью, нацистский шабаш в Германии продлился «всего» 12 лет и закончился полным разгромом людоедского режима и его идеологии. И разве кто-то мог подумать, что эта зараза может когда-нибудь возродиться на территории бывшего СССР – страны, больше всего пострадавшей от нее? Оказалось, может. Оказалось, история ничему не учит, и, казалось бы, навсегда побежденная болезнь может возродиться в любой момент, в любом месте и в любой форме.

А ведь это действительно болезнь, страшная болезнь, охватывающая общество, почище эпидемии чумы в Средние века. И спасти от нее может либо пуля, либо долгие годы покаяния. Немцы до сих пор каются за то, что «всего» 12 лет позволили себе быть не людьми, а животными.

Я, конечно, не призываю сравнивать Третий рейх с Украиной – масштаб не тот, да и крови на руках современных наследников Бандеры и Гитлера пока поменьше. Но ведь это пока. И, к сожалению, как показывает история, только кровь и слезы, только горы трупов на улицах собственных городов, только их стирание с лица земли бомбардировками способны отрезвить человека от этого угара, заставить думать самостоятельно, а не по указке фюреров искать врагов вовне.

Оказывается, самосознание общества может меняться в течение совсем короткого промежутка времени, буквально на глазах. Когда я приехал в Донецк, первое, что мне резануло слух, – слова водителя, который нас вез: «Они говорят, что хотят мира на юго-востоке. А какой мы юго-восток? Юго-восток чего? Мы теперь, скорее, юго-запад! Юго-запад России!»

А ведь еще полгода назад эти люди жили на Украине и представить себе не могли, что это может измениться, считали себя украинцами (гражданами Украины в смысле). А тут – такой поворот! Еще пару месяцев назад они по-прежнему не мыслили себя в отрыве от Украины и хотели всего лишь больше полномочий, право выбирать местную власть и говорить на своем языке. И еще неизвестно, каковы были бы результаты референдума 11 мая, если бы Киев пошел на уступки, да и состоялся бы этот референдум вообще.

Скорее всего, провозгласившие ДНР и ЛНР остались бы кучкой маргиналов, не имеющих серьезного влияния в обществе.

Помните, как «народный губернатор» Павел Губарев с небольшой толпой сторонников, не зная, что ему теперь делать, захватывал казначейство? Помните первые митинги, собиравшие по 10-20 тысяч человек, что для миллионного Донецка далеко не решающая сила? Да, проезжавшие водители сигналили в знак одобрения, но это не значит, что они готовы были присоединиться к протестующим.

Но еще до 11 мая были 2 мая в Одессе и 9 мая в Мариуполе, а потом была бомбардировка Луганска; второй месяц каратели пытаются целенаправленно стереть с лица земли Славянск. И вот сейчас простые люди разных профессий, разного уровня жизни, разных возрастов рвутся на фронт, под пули, рвутся защищать Новороссию, о существовании которой не могло быть и речи еще в начале года. И чем больше умирает людей под бомбежками, чем больше становятся жертвами карателей в зачищаемых в рамках «АТО» городах, тем больше новобранцев готовы пополнить ряды ополчения. Как в фильмах про зомби: каждый убитый увеличивает численность армии противника.

Сейчас многие из тех, кто вчера были обычными гражданами, не помышлявшими ни о какой политике, даже считавшие себя патриотами Украины, рассуждают о перспективах Новороссии, спорят друг с другом до хрипоты, где следует закончить победный русский поход – в Киеве или во Львове. Говорят о том, что никогда на самом деле не считали себя украинцами, просто были вынуждены подстраиваться под реальность, которая, как говорится, «всерьез и надолго».

Да, отчасти это так. Донбасс в ментальном смысле никогда не был украинским, да и в составе Украины он пробыл всего 70 лет советской власти и 23 года «незалежности». 70 лет можно не считать: несмотря на административную принадлежность к Украине, не было при советской власти масштабной украинизации, да и не нужна была она. Здесь, на землях Новороссии, был настоящий плавильный котел наций; во всяком случае, русское и украинское смешалось здесь до неразличимости. Язык, культура – все было общим, русско-украинским. Только в украинской составляющей не было ни капли шовинизма, не было Бандеры, Мазепы, Петлюры и дивизии СС «Галичина», с которыми русские и украинцы бились плечом к плечу.

А вот 23 года «незалежности» изменили Донбасс. Чем агрессивнее была украинизация, тем больше русским становился этот регион, тем больше он чувствовал себя оторванным от Русского мира. Но все равно не мыслил себя вне Украины – ведь уже не одно поколение мыслило так; готов был интегрироваться в единое самостийное гражданское общество. Но при одном условии – что это общество не будет оторвано от России, с которой Донбасс был кровно связан (пожалуй, больше, чем какой-либо другой регион Украины).

И этого не учли идеологи новейшей украинской самостийности. Любую палку, даже самую упругую, нельзя гнуть до бесконечности: однажды она сломается. Это и произошло. То агрессивно-русофобское «украинство», которое стал навязывать всей стране Запад, Восток терпеть не захотел. Ведь прогнуться означало окончательно утратить свою общерусскую идентичность, потерять связь с Россией навсегда.

И Донбасс восстал, хотя еще в феврале, когда только-только победил Майдан, большинство аналитиков даже мысли такой не допускали, считая Донбасс пассивным и готовым мириться с любой властью. Украина могла бы построить «альтернативную Россию», но начала строить «Антироссию», и ее строительная техника сломалась о породу Донбасса, об его людей. И не просто сломалась, а дала начало новому проекту – «Новороссия».

Да, Новороссия существовала еще при царях, но это было достаточно условное понятие – «Дикое поле», присоединенное к империи в результате русско-турецких войн XVIII века, включавшее земли от Бессарабии на западе до Кубани на востоке. Сегодня Новороссия – это не просто совершенно новое государственное образование, но и острие противостояния Русского и антирусского миров. Фронт.

Новороссия рождается на наших глазах как альтернатива бандеровщине. На наших глазах рождается новая национальная идентичность Украины – русская. Или, если угодно поборникам древнерусской, антиимперской идентичности, роськая. Та самая, которая и была здесь изначально, до того, как внешние силы – Литва, Польша, Австро-Венгрия, – начали делить некогда единый народ на русских и украинцев, сеять вражду. Та самая, которая ведет свой отчет от Киевской или даже Изборской или Новгородской Руси.

По сути, случилось то, что должно было случиться. Галицийское украинство создавалось именно как оружие против России, и оно должно было рано или поздно стать оружием в прямом смысле – пойти на Русский мир войной, победить его, полностью подменить своей идентичностью, занять его место. Но это, как мы видим, у них не получается. И не получится, потому что шовинистический угар пройдет, рассеется как туман, исчезнет как роса на солнце.

Старой Украины уже не будет никогда, но появится новая Украина (непринципиально, сохранится ли это абсолютно искусственное и, по сути, навязанное Руси название), и начнется она с Новороссии.

Она уже начинается.