70 лет назад, 23 января 1938 года, в Кылтовской сельхозколонии Ухт-Печорского исправительного лагеря НКВД в Коми закончился крестный земной путь священномученика Анатолия (Грисюка), митрополита Одесского и Херсонского.

И в своем последнем слове, сказанном в Одессе незадолго до ареста в 1936 году, владыка повторил слова, произнесенные некогда святителем Иоанном Златоустом: «Молите Бога обо мне, братия, и если любите Христа, не отходите от церквей ваших. Для меня приблизилось время бед, и, приняв много скорбей, я должен отойти из этой жизни. Вижу, что сатана, не вынося моего учения, созвал против меня сборище. Но вы не скорбите обо мне, но поминайте в ваших молитвах… Пусть пенится и ярится море, но камня оно не может сокрушить. Пусть вздымаются волны, но Иисусова корабля не могут потопить. Чего нам бояться? Смерти? Но мне жить – Христос, и умереть – приобретение. Изгнания бояться? Но Господня земля и наполнение ее. Бояться отнятия имущества? Но всем известно, что мы ничего не принесли с собой в мир и ничего не возьмем с собой. Я ни нищенства не боюсь, ни богатств не желаю, ни смерти не страшусь, молю только об одном, чтобы вы преуспевали в добре».

Рассказы о проповедях необычайной силы воздействия, которые произносил отец Анатолий в тех городах, где ему выпало служить, передавались из уст в уста.

Выдающийся иерарх Русской Православной Церкви, замечательный историк и богослов, оставивший ценные научные труды, редкий молитвенник, неутомимый борец с расколами, являющий всем последующим поколениям православных христиан пример верности Христу и Его святой Церкви…

На Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года священномученик Анатолий (Грисюк), митрополит Одесский и Херсонский, причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. День память священномученика Анатолия – 10 января.

В 2007 году был написан (автор – Даниил Марченко, размер 210 х 300 мм) и освящен его образ – для старейшего среди тюремных храмов Москвы храма в честь Покрова Божией Матери, воздвигнутого в центре Бутырского тюремного замка в 1782 году Матвеем Казаковым.

Владыка Анатолий в конце 1936 – начале 1937 годов томился в Бутырке.

Сбор материалов об узниках этой тюрьмы (сейчас – СИЗО № 2 г. Москвы), за веру пострадавших, чьим пребыванием освящены ее казематы в кровавом XX веке, продолжается. Более 200 человек уже причислены к лику святых. Благодаря жертвователям специально для храма этой тюрьмы написаны 65 икон новомучеников и исповедников Бутырских.

Недавно настоятель Покровского храма иерей Константин Кобелев, отслужив здесь в сослужении девяти священников из московских приходов Божественную литургию, передал образ священномученика Анатолия (Грисюка), митрополита Одесского и Херсонского, представителям фонда «Андреевский флаг» – организаторам Международной духовно-просветительской программы «Под звездой Богородицы». Икона священномученика примет участие в проводимом в рамках программы крестном ходе Афон–Москва, который в апреле прибудет в Одессу.

Но прежде чем икона священномученика Анатолия (Грисюка) отправится на Афон, мы, клирики и миряне, прошли крестным ходом с этим образом по Бутырке. Раздали заключенным по камерам более полутора тысяч подарков от московских приходов и фонда «Андреевский флаг».

Верим, что священномученик Анатолий молился и продолжает молиться за каждого из этих людей, кто оказался в узах, совершив преступления, молиться, чтобы они, покаявшись, встали на путь спасения.

Андрей Григорьевич Грисюк (так звали владыку в миру) родился 20 августа 1880 года в городе Ковеле Волынской губернии в семье уездного казначея. С детства мальчик привык к труду, простому образу жизни, поскольку семья жила очень бедно.

В 1900 году Андрей, окончив Волынскую семинарию, поступил в Киевскую духовную академию. Здесь окрепло в нем желание послужить Богу в иноческом чине.

В 1903 году студент 4-го курса академии Андрей Грисюк был пострижен митрополитом Киевским и Галицким Флавианом (Городецким) в монашество с именем Анатолий. В этом же году инока Анатолия рукоположили в иеромонаха.

Окончив в 1904 году академию в числе первых студентов и став профессорским стипендиатом, иеромонах Анатолий оправляется в Константинополь для занятий научными исследованиями в археологическом институте. Лингвистически одаренный, прекрасно знавший классические и некоторые восточные языки, молодой монах-ученый получил возможность работать с рукописями, написанными на древних языках. Предмет его научных интересов – история сирийского монашества первых веков.

За сочинение «Исторический очерк сирийского монашества до половины VI века» в 1911 году иеромонах Анатолий был удостоен степени магистра богословия, за этот же труд, а также за статьи «Памяти профессора В.В. Болотова (по поводу десятилетия со дня смерти)», «Профессор Амфиан Степанович Лебедев» от Комиссии по присуждению премий митрополита Макария получает премию. О труде архимандрита Анатолия по истории сирийского монашества один из рецензентов писал: «Основательное знакомство с первоисточниками и обширной литературой по данному вопросу, глубокое проникновение в дух сирийского отшельничества, ясность мысли и колоритность языка отличает труд автора и делает его ценным вкладом в литературу этого предмета».

Архиепископ Антоний (Храповицкий) писал об ученой деятельности иеромонаха Анатолия: «Иеромонах Анатолий по церковной истории – талантливый и хотя еще очень молодой, но широко осведомленный преподаватель. Он становится хозяином не только в истории событий церковной жизни, но и вообще в богословии, то есть в Священном Писании и патрологии. Обладая прекрасно выработанным, точным и метким языком, он успевает в продолжение одной лекции изложить множество событий, дать несколько сильных характеристик, пояснить сущность самого отвлеченного предмета, например богословских споров IV века. Держась строго православного учения, отец Анатолий, однако, обладает мыслью смелой и не подчиняется литературным пособиям, но распоряжается ими как установившийся уже ученый».

Молодой ученый, с 29 августа 1911 года уже в сане архимандрита, преподает в Киевской, позднее в Московской духовных академиях, а 30 мая 1913 года назначается ректором Казанской духовной академии.

В том же году в день памяти первоверховных апостолов Петра и Павла в кафедральном храме Христа Спасителя в Москве архимандрит Анатолий был хиротонисан во епископа Чистопольского, викария Казанской епархии.

«На пастыре-епископе с особенною силою сказывается тот закон пастырской жизни, который выражается в словах Спасителя: аще зерно пшенично пад на земли не умрет, то едино пребывает, аще ли умрет, мног плод сотворит (Ин. 12: 24). Церковная история, изучение которой составляло мое послушание, на ряде одушевляющих примеров показала мне действие этого закона во все эпохи церковной жизни. В период гонений епископ обыкновенно первая жертва Поместной Церкви», – сказал владыка Анатолий при наречении его во епископа. Он как будто предвидел свою судьбу…

При совершении таинства на владыку Анатолия откуда-то сверху вдруг упал свет, образовав дивное сияние вокруг его головы. Присутствовавшие на богослужении были поражены чудным явлением, видя в нем милость Божию и призыв к особому служению.

Шли годы. Тяготы и лишения Первой мировой войны сменились годами большевистских гонений. В 1918 году указом советского правительства в России были закрыты все духовные учебные заведения.

Осенью 1918 года Высшее Церковное Управление при Патриархе Тихоне посоветовало ректору Казанской духовной академии епископу Анатолию воспользоваться тем, что советское правительство дозволило «обучаться религии» частным образом. Только благодаря этому удалось сохранить Казанскую духовную академию и ее преподавательский состав.

Заведующий Казанским губернским отделом народного образования Максимов согласился с существованием подобного частного учебного заведения. Епископу Анатолию были выданы официальный штамп и государственная печать.

К тому времени здание академии было отобрано. Поэтому лекции читались на дому у профессоров, а совет Казанской духовной академии собирался на квартире ее ректора, епископа Анатолия.

Содержалась академия сначала на средства, бывшие у нее до издания новой властью декрета, упразднявшего все духовные школы, а затем на церковные пожертвования и на отчисления Высшего Церковного Совета.

В феврале 1919 года владыка писал выдающемуся богослову и историку, профессору Петербургской духовной академии Николаю Никаноровичу Глубоковскому (1863–1937): «…пока, слава Богу, библиотека в наших руках и взята под свою защиту Архивной комиссией. Половина наличных студентов (человек двадцать) и Ваш покорный слуга, а равно и канцелярия, помещаются в здании академическом. В главном здании заразный госпиталь, почему пришлось отказаться даже от академической церкви и перейти в приходскую… Денег, по-видимому, хватит до конца текущего года…».

До весны 1921 года «частная академия» более-менее спокойно продолжала существовать. 26 марта епископ Анатолий был арестован. В ЧК попали письма владыки, который вел регулярную переписку с Патриархом Тихоном, испрашивая его благословения на те или иные действия по академии, а также ставя Святейшего в известность обо всем в ней происходящем.

«Из переписки епископа Анатолия на имя Патриарха Тихона, – отмечается в одной из записок ВЧК, – усматривается, что в Казани до сих пор существует духовная академия, подчиняющаяся идейным и служебным директивам Патриарха… Полагаем, что наличность в Казани подобного очага мракобесия, руководимого духовно-административным центром… нежелательна. Просим вас принять меры к пресечению дальнейшей деятельности указанного учреждения».

Начались допросы владыки, профессоров академии…

Чекисты выяснили, что академия действительно существует, идут занятия и лекции, проводится набор учащихся, профессора получают денежное вознаграждение за свою преподавательскую деятельность, регулярно в квартире епископа собирается совет академии, который обсуждает вопросы деятельности академии.

На вопрос следователя, предпринимались ли меры к легализации академии, епископ Анатолий отвечал, что вовсе не считал нужным предпринимать какие-либо действия в этом направлении, так как считал существование академии вполне легальным и дозволенным именно в силу того, что она не была упразднена советской властью.

По завершении дела уполномоченный Всетатарской ЧК потребовал «епископа Анатолия (Грисюка), как возглавляющего академию, за неисполнение распоряжений советской власти, за нарушение общественного спокойствия и за будирование массы выслать из пределов Татреспублики на Соловецкие острова сроком на пять лет… Кроме того, просит Совет народных комиссаров Татреспублики о создании ликвидационной комиссии для полной ликвидации дел бывшей Казанской духовной академии».

Епископ Анатолий был приговорен к одному году принудительных работ, но освобожден уже через девять месяцев, так как ему зачли срок предварительного заключения.

28 февраля 1922 года преосвященный Анатолий был назначен на кафедру в Самару.

Через год, 24 февраля 1923 года, он был вновь арестован, теперь уже Самарским ГПУ. Поводом для ареста послужило найденное при обыске в квартире владыки антисоветское воззвание, написанное от его имени.

Владыка указал следователям, что это фальшивка и что, хотя воззвание и подписано его именем, оно ему не принадлежит. В результате 4 августа того же года он был освобожден.

По освобождении он был возведен Патриархом Тихоном в сан архиепископа.

Сразу же вслед за этим, 18 сентября, Самарское ГПУ второй раз арестовывает владыку, теперь за сопротивление обновленческому расколу. Он был обвинен также в распространении антисоветских слухов.

В застенках ГПУ владыку жестоко избивали. У него была повреждена челюсть, сломаны два ребра.

Из тюремной больницы, где он перенес тяжелую операцию, святителя отправили в 1924 году на три года в Туркмению – сначала в Полторацк (ныне – Ашхабад), а затем в Красноводск (ныне – Туркменбаши). В Красноводске владыка вновь тяжело заболел.

По окончании срока ссылки архиепископ Анатолий вернулся в Самару и был назначен постоянным членом Священного Синода при заместителе местоблюстителя митрополите Сергии (Страгородском).

С 1928 года владыка Анатолий на Одесской кафедре.

В Одессе владыка Анатолий с первых дней стал оказывать особое внимание религиозно настроенной молодежи, и вскоре вокруг него образовалась группа, которой он отдавал много любви и трудов, готовя достойных к принятию священного сана. Но события развивались трагически, и впоследствии многих его духовных чад арестовал НКВД.

На глазах митрополита проходило дерзкое и кощунственное закрытие и уничтожение храмов. Были взорваны величественный Преображенский кафедральный собор, прекрасное здание военного Сергиевского собора, храм святителя Николая в порту и другие.

В 1931 году было арестовано более 20 священнослужителей, бывших лучшими проповедниками города, и все они были приговорены к заключению. Владыка ходил хлопотать об их освобождении. Его всячески унижали, а затем и самого стали вызывать на допросы в НКВД, иногда поднимая с постели глубокой ночью. Бывало, что представители властей являлись в храм во время праздничного богослужения с требованием, чтобы митрополит немедленно прибыл в НКВД на Маразлиевскую улицу. Кроткий и смиренный в обычное время, владыка в этих случаях твердо отвечал, что не прервет богослужения и явится туда только после его окончания.

Последним местом служения святителя стала Димитриевская церковь. Все остальные храмы Одессы к этому времени были закрыты. На богослужения в последнее перед арестом время владыка ходил пешком, опустив глаза и сосредоточенно молясь.

Вскоре последовал запрет облачать митрополита Анатолия посреди храма, а затем запретили и совершать богослужения.

В ночь с 9 на 10 августа 1936 года митрополит был арестован и 13 августа под конвоем перевезен в следственную тюрьму в Киев.

Начались допросы. Владыке вменили в вину «антисоветскую агитацию среди духовенства и церковников города Одессы».

Владыка отвечал: «Антисоветской агитации я не вел. Однако припоминаю случай, когда я в беседе с моим секретарем… в связи с закрытием церквей в епархии… выразился, что это положение не имеет сравнения в отечественной церковной истории. При этом я сказал, что во времена татарского нашествия если разрушались церкви, то разрушались и города, теперь же города развиваются, украшаются, а церкви закрываются и некоторые разрушаются. Затем был случай, когда, подводя итоги закрытия церквей, в частности, в Молдавии, я… сделал замечание, что это разгром церковной организации».

Известно, что НКВД многих огульно записывал в шпионы враждебных СССР государств. Нечто подобное было предпринято и в отношении преосвященного Анатолия, с «церковным», так сказать, уклоном: владыку обвинили в связях… с Ватиканом. Следователь допытывался:

– Следствие располагает данными о том, что Вы были связаны с представителями Ватикана и вели с ними переговоры об установлении контакта Восточных и Западных Церквей с целью объединения Православия и католицизма для создания единого антисоветского фронта. Расскажите, при каких обстоятельствах была установлена такая связь и при посредстве кого именно.

– Связи с представителями Католической Церкви я не имел и никаких переговоров об объединении православных и католиков не вел, – отвечал владыка Анатолий. – Заявляю, что я убежденный антикатолик и по своим религиозным воззрениям, как православный архиерей, не мог вести таких переговоров.

– Вы были связаны с католическим ксендзом Зноско? – не унимался следователь.

– Точно не припомню, но, кажется, в 1934 году ко мне на квартиру в Одессе явился прибывший из Николаева ксендз Зноско, который, представившись мне, заявил, что он хотел повидать православного епископа и выразить ему свое уважение. Разговор мой со Зноско был очень кратким и касался малозначащих нейтральных предметов. Вопросов политического характера мы абсолютно не касались. Также не затрагивался вопрос об унии или возможности соединения православных и католиков.

– Вы обвиняетесь в том, что, во-первых, проводили работу, направленную к созданию антисоветского блока путем воссоединения Восточной и Западной Церквей на основе унии с подчинением Русской Православной Церкви папе Римскому, и, во-вторых, систематически вели антисоветскую агитацию, используя религиозные предрассудки масс в контрреволюционных целях. Признаете ли Вы себя виновным?

– В первом пункте виновным себя не признаю. По второму пункту, кроме выражений в частных беседах, могущих быть истолкованными при известном освещении как проявление моей антисоветской направленности, виновным себя не признаю».

8 октября следствие было закончено. Узнав, что в обвинительное заключение попали все те формулировки бездоказательных обвинений, какие ему пытался навязать следователь, митрополит Анатолий написал заявление начальнику 8-го отделения СПО НКВД Украины Иванову, который вел следствие, прося передать его заявление вместе с делом прокурору по спецделам и в Особое совещание при НКВД СССР. В нем митрополит Анатолий писал:

«Сообщенные мною самим выражения из частных моих бесед с одним лицом, взятые вне контекста или связи, при известном освещении могут быть истолкованы как проявление моего антисоветского настроения и в устах легкомысленного человека могли при передаче быть использованы в этом недобром смысле, но в моих собственных устах они, эти выражения, были лишь плодом моего глубокого недоумения пред фактом резкого и в некоторых местах порученной мне епархии сплошного, почти на 100 %, закрытия церквей и плодом чувства огорчения, очень естественного во мне перед лицом этого факта. Выражения же из свидетельских показаний, приведенные в доказательство моей антисоветской агитации, или вырваны из связи, или искажены, или просто не соответствуют действительности. В официальных же своих выступлениях по роду своей службы, в сношениях с церковными общинами и их представителями и с должностными советскими представителями я оставался, смею думать, всегда в пределах строгой лояльности и корректности.

Что касается визита ко мне католического патера, то в краткой беседе с ним я отнюдь не касался политических тем и не мог допустить этого и со стороны моего навязчивого собеседника. Моя неосторожность в этом случае была плодом моей излишней вежливости к представителю агрессивного по отношению к Православию вероисповедания.

Настоящее заявление я покорно прошу иметь в виду при окончательном решении моего дела и при определении мне наказания, причем в последнем случае я просил бы иметь в виду и мой возраст (мне идет пятьдесят седьмой год) и состояние моего здоровья».

У митрополита была запущенная форма язвы желудка. В тюрьме за несколько месяцев болезнь обострилась, и положение стало критическим.

Из близких родственников у него оставалась только сестра Раиса, посвятившая заботе о нем всю свою жизнь: начиная с Казани, она переезжала с владыкой с места на место. Узнав о тяжелом состояние здоровья брата, сестра стала хлопотать о том, чтобы ей разрешили передавать ему молоко и горячую пищу, приложив к ходатайству справку от врача и рентгеновские снимки.

Разрешение было дано. После окончания следствия Раиса Григорьевна стала добиваться разрешения на свидание с братом, которое в конце концов было получено благодаря ходатайству перед властями священномученика Константина (Дьякова), митрополита Киевского. На свидание надзиратели вывели митрополита Анатолия под руки: владыка почти не владел ногами.

Здесь следователи НКВД вновь пытались добиться от митрополита подтверждения своим ложным домыслам – будто он встречался с высокопоставленным католическим деятелем на предмет организации антисоветской работы, сбора информации антисоветского содержания, предназначенной для Ватикана, а также перехода в католичество.

Владыка Анатолий все эти досужие обвинения, как и прежде, категорически отвергал. Наконец утомительные допросы кончились, и 21 января 1937 года, заслушав дело, Особое совещание при НКВД постановило: митрополита Анатолия (Грисюка) «за контрреволюционную деятельность заключить в исправтрудлагерь сроком на пять лет».

27 января он был отправлен общим этапом вместе с уголовными в распоряжение Ухтпечлага НКВД.

От стоянки до стоянки этап гнали пешком. Владыка шел медленно, и его без конца «подбадривали» прикладами по спине. Когда он терял сознание, бросали в грузовик, затем заставляли снова идти пешком.

Наконец этап прибыл к месту назначения – в Кылтовскую сельхозколонию в Коми. Тяготы этапа сменились изнурительным физическим трудом. Но владыка мужественно и без ропота переносил и это. В документах лагеря о заключенном митрополите значилось: «Работает добросовестно, к инструменту отношение бережное. Дисциплинирован. Качество работы удовлетворительное».

В июне митрополит Анатолий заболел крупозным воспалением легких, но жестокий режим работ не смягчился. Предчувствуя скорее завершение земной жизни, владыка писал сестре: «Умоляю тебя, прими все меры, даже сверхвозможные, добейся, умоли, упроси, устрой наше свидание. Жажду перед смертью увидеть родное лицо и благословить тебя».

Долго хлопотавшей Раисе Григорьевне дали разрешение на трехчасовое свидание с братом в присутствии конвоя. Но когда она прибыла в Усть-Вымь, в свидании ей отказали.

В октябре митрополит Анатолий, здоровье которого еще более ухудшилось – давало о себе знать и перенесенное воспаление легких, был признан инвалидом и освобожден от работы, но в ноябре его снова вывели на общие лагерные работы. «Работает на общих работах. Норму не выполняет… За плохой труд имеет предупреждение», – таков был отзыв о больном и измученном узнике-мученике.

В конце концов болезни, недоедание и каторжный труд привели к тому, что он почти ослеп и в ноябре–декабре не смог выполнить норму. Администрация лагеря написала: «Работу выполняет на 62 %. По старости работает слабо, но старается».

Не старый человек (ему не было еще и шестидесяти лет), он выглядел изможденным, неподвижно лежал на нарах. Надзиратели решили отобрать самое дорогое, что у него осталось – Святое Евангелие и нательный крест. Евангелие палачи вырвали. И тогда, чтобы не смогли сорвать крест, из последних сил священномученик перевернулся на живот и предал Богу дух.

Это произошло 23 января 1938 года в 17 часов 10 минут.

Так, держа обеими руками, как победное знамя, свой крест, окончил шествие по тернистому жизненному пути митрополит Анатолий, приняв от Подвигоположника Христа венец мученичества и исповедничества.

После мужественной кончины исповедника Христова православные верующие, бывшие в заключении вместе с ним, благоговейно совершили погребение и из веточек сделали на могиле маленький крест.

Один из них, впоследствии подвижник Одесского Успенского мужского монастыря схиархимандрит Пимен (Тишкевич, † 1984) свидетельствовал, что во время кончины святителя Анатолия над лагерной больницей засветилось особое сияние: это ангелы Божии возносили душу его на Небеса…

Раиса Григорьевна в то время отправила такое письмо:

«Начальнику УРЧ Ухтпечлага НКВД СССР. Убедительно прошу сообщить, жив или нет мой брат Анатолий Григорьевич Грисюк (бывший митрополит Одесский). В последнее время он находился на 88 команд. при сельхоз. Кылтово, а в начале января 1938 года тяжело заболел и был положен в тамошнюю больницу. В начале февраля я получила короткое сообщение из Серегово от неизвестного мне лица, что брат мой скончался 23/I. С тех пор я не имею никаких сведений от брата…

Находясь в очень болезненном нервном состоянии, очень прошу ответа, могущего внести ясность в этот мучительный для меня вопрос.

Раиса Громадская, урожденная Грисюк».

Ответа не последовало…

В 1995 году на скорбном месте, где был устроен лагерь, возродился Кылтовский Крестовоздвиженский женский монастырь.

Святый священномучениче, отче наш Анатолие, моли Бога о нас!