В морозные ноябрьские дни 1920 года завершилась трёхлетняя вооружённая борьба белых воинов на юге России, защитников исторической родины, её попранной чести и свободы. Увы, увенчалось оно не триумфальной победой и спасением России от большевицкого ига, а истощением сил и беспримерной в истории морской эвакуацией. Армия в боевом порядке отступала к крымским портам, прикрывая уже начавшуюся погрузку на корабли.

В одночасье 14—16 ноября на 126 судах берега Крыма покинуло около 150 тысяч человек, включая остатки армии и беженцев. Задействованы были все возможные корабли, способные преодолеть Чёрное море, некоторая часть судов шла на буксире. Керчи выпала честь провожать последние корабли Русского исхода. Символично, что в их числе был и пароход «Россия». Эвакуация шла от мыса Чауда и от центра города, на корабли было погружено не менее 35 тысяч человек.

17 ноября вся флотилия стояла у берегов Крыма, в нескольких километрах от Керчи, осуществляя перегрузку, а 18 ноября двинулась к берегам Константинополя. Этот заветный град, колыбель Православия, в результате блистательных побед императорской армии на русско-турецком фронте должен был по окончании Первой Мировой войны перейти под русскую корону. Но белые воины вступали в него не триумфальным шествием, а как изгнанники и нищие.

Многие люди остались, не имея возможности или не желая покидать отечество и родных, поверив обещаниям большевиков об амнистии и прекращении гражданской войны. Война действительно закончилась — началось истребление по классам, сословиям, политическим и религиозным убеждениям. За первый же год установления советской власти земля Тавриды была залита потоками крови. Точное число жертв до сих пор не установлено, как не определены и все места массовых захоронений наших соотечественников. По некоторым данным, казнён был каждый десятый житель полуострова.

Террор и насилие над личностью, а не свобода и равенство, стали символом 70-летнего правления большевиков, красный цвет социализма навсегда стал ассоциироваться с кровью бесчисленного числа истреблённых жертв. После окончания активной фазы гражданской войны десятки лет продолжались массовые вооружённые выступления против действий «народной власти» по всей территории бывшей империи. Миллионы христиан-новомучеников взошли на свою Голгофу, была попрана Русская Церковь и выкорчёвана взращенная ею культура. Хотелось бы надеяться, что Россия будет вечно помнить и чтить жертву, принесённую за её спасение белыми воинами, и подвиг русских людей, поднявших оружие против богоборческой власти в 1918—1922 годах.

Начиная с 2002 года, в Керчи ежегодно проходит крестный ход в память исхода Русской армии под командованием генерал-лейтенанта барона Врангеля и всех, кто был вынужден покинуть отечество в 1920 году. Его организатором выступает местное духовенство, Керченский союз монархистов и Керченский союз казаков.

В этом году традиционная программа была расширена спуском на воду плавучего деревянного креста, который был заблаговременно, в воскресенье 13 ноября, освящён в храме апостола Андрея Первозванного. Чин совершал настоятель церкви протоиерей Николай Зиньков в присутствии прихожан после Литургии. В своей проповеди по этому случаю священник отметил, что крест является символом воскресения и вечной жизни, и что он будет спущен на воды Чёрного моря, принявшего тела многих умученных христиан во время красного террора в Крыму.

Крест на воде в Керченском проливе сооружён и в память подвига защитников отечества, не пожелавших подчиниться коммунистическому игу и, по словам Главнокомандующего генерала Врангеля, избравших путь лишений и скорби, идя на вдвое тяжкое испытание и твердо веря в конечное торжество своего правого дела.

После освящение креста был троекратно коленопреклонённо исполнен тропарь «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и Святое Воскресение Твое славим». Затем крест был перенесён к Голгофе для дальнейшего украшения жёлтыми и белыми цветами.

Пасмурное, дождливое утро 16 ноября свидетельствовало, что в крестном ходе многие из приглашённых не примут участия, но между тем к 15 часам на горе Митридат собралось немало людей: наряду с организаторами присутствовали прихожане многих керченских храмов, члены Феодосийского отдела Союза Русского Народа, Керчь-Еникальский пластунский полк Таврического казачества. Своим присутствием крестный ход почтили и более десяти представителей правопорядка.

024

027

033

058

На митридатском плацу напротив других участников крестного хода выстроились шеренгой члены казачьих организаций под своими знамёнами. К собравшимся обратился предводитель Керченского союза монархистов Геннадий Борисович Григорьев, который описал предание о служении подобного молебна в 1920 году перед началом эвакуации и пригласил присутствующих после молитвословия повторить последний путь изгнанников по родной земле, проследовав вниз к набережной, откуда шла погрузка на корабли, стоящие на рейде. При этом он отметил, что, спускаясь, крестный ход духовно с каждым шагом будет подниматься вверх к Богу и его святым воинам, проливавшим свою кровь за Веру, Царя и Отечество.

050-54

062

Затем присутствующим духовенством в лице протоиерея Николая Зинькова, иереев Алексия Якушева и Алексия Бутенко был отслужен краткий молебен об укреплении братолюбия и прощении греха богоотступничества, в завершении которого коленопреклонённо были произнесены молитвы к Царю-страстотерпцу Николаю и Господу о восстановлении русского православного царства.

096-101

077

Шествие началось спуском по старой полуразрушенной многоярусной Митридатской лестнице в преднесении распятия, икон и хоругвей с пением молитв Господу и святым угодникам. У подножия горы крестный ход встретила пара каменных грифонов — символ города и центральная фигура фамильного герба рода Романовых.

127

132

136

PB160231

После спуска участники собрались, ожидая отставших, у бывшей женской гимназии, названной в 1913 году Романовской в честь 300-летия Царствующего Дома, а затем проследовали по площади Ленина (бывшей Предтеченской), проходя рядом с храмом во имя крестителя Господня и монументом большевицкому вождю и тирану В. И. Ульянову.

PB160250

149

157

Миновав столп, увеченный золотым грифоном, крестный ход остановился в Приморском сквере, где установлены поклонный крест в память исхода Русской армии и памятник праведному воину адмиралу русского флота Фёдору Фёдоровичу Ушакову. Всё время движения от вершины горы Митридат до этого места ход сопровождал звон колоколов главного городского собора.

165

168-169

171

У поклонного креста, украшенного цветами и лентами обоих флагов императорской России, Г. Б. Григорьев произнёс речь о легитимности власти, в которой отметил, что упразднение Российской Империи было актом незаконным. Со своей стороны протоиерей Николай Зиньков отметил, что регалии императорский власти приняла Царица Небесная, образ которой был явлен в селе Коломенском в день отречения Государя Николая ІІ.

178

После этих слов была отслужена лития об упокоении душ воинов, живот свой на поле брани положивших в защиту Веры, Царя и Отечества, и всех безбожной властью убиенных, а присутствующими пропета «Вечная память». После поклонения кресту собравшиеся прошли к стоящему напротив памятнику, где отец Николай вкратце напомнил о главных заслугах святого воина, был пропет тропарь и произнесена молитва к праведному Фёдору Ушакову.

184

190

Опять зазвучали колокола, и крестный ход направился к бывшей Александровской набережной. Минуя церковь, молящиеся остановились для поклона храму Божьему и его небесным покровителям пророку Иоанну Предтече и святителю Николю Чудотворцу.

PB160286

На пирсе шествующих ожидала яхта, на борт которой взошло духовенство, предводитель союза монархистов и те, кто нёс в крестном ходе венки, предназначенные для возложения на воду рядом с плавучим крестом, заблаговременно погружённым на палубу.

203-217

227

231

Судно плавно отошло от пристани и, разрезая морскую гладь, отправилось в сторону пролива, приводя на память образы 1920 года: запечатлённые на фотографиях десятки кораблей, уходящих в неизвестную даль. Яхта остановилась в заливе, на пирсе были приспущены знамёна, затем на воду был установлен крест и возложены венки «Защитникам Веры, Царя и Отечества» от Керченского союза монархистов, «Казакам, покинувшим свою землю, от Союза керченских казаков» и «Защитникам отечества от Таврического казачества». В вечерней тишине к ожидавшим на пристани донеслось с палубы яхты торжественное пение русского гимна «Боже, Царя храни», который был подхвачен всеми присутствующими.

237

254

264

265

276

OLYMPUS DIGITAL CAMERA

282

Яхта направилась к берегу, а венки медленно уходили в открытое море, всё более удаляясь от укреплённого на якоре поклонного креста. В это время на пирсе атаман Керченского союза казаков Александр Вадимович Самойлов сообщил окружавшим, что сегодня одной из главных задач является возвращение улицами города, носящим имена палачей русского народа, их исторических названий.

285

Сойдя на пирс, отец Николай произнёс пространную речь, в которой отметил значение и малого стада Христова, приведя множество примеров русских побед, одержанных не силой оружия, а доблестью и верой в Божье заступничество. Краткое слово было произнесено священником Алексием Якушевым, напомнившим, что Церковь животворится Телом и Кровью Христовыми, а потому, по слову Господню, врата ада не одолеют её.

290

После слов духовников, выступил член союза монархистов Виктор Николаевич Сокол, зачитавший стихи собственного сочинения, посвящённые Русскому исходу. Также в этой торжественной обстановке в состав союза монархистов был принят новый член Валерий Александрович Демидович, который, приняв документы от предводителя союза, произнёс «Служу Святой Руси».

В завершение мероприятия присутствующими была пропета «Молитва русского народа», затем к участникам крестного хода снова обратился Г. Б. Григорьев; поблагодарив всех пришедших почтить память защитников Святой Руси, он напомнил, что вслед за эвакуацией последовал жесточайший террор в отношении тех, кто пожелал остаться и примириться с советской властью.

Уже 16 ноября большевицким руководством было издано распоряжение о необходимости очистки Крыма от контрреволюционеров. 17 числа вышел Приказ № 4 об обязательной регистрации иностранно-подданных, офицеров и солдат добровольческой армии, а 25 декабря регистрация охватила намного более широкие слои населения. Власть обещала прошедшим регистрацию помилование, но уже в декабре 1920 года начались официальные массовые казни задержанных. Наряду с казнями население страдало от искусственного массового голода, который прочувственно описан в эпопее «Солнце мёртвых» Ивана Сергеевича Шмелёва, потерявшего своего единственного сына в подвалах ЧК и пережившего все тяготы этого периода крымской жизни.

Присутствующие были приглашены почтить память убиенных в Керчи в 1920—1921 годах участием в панихиде на следующий день в 13 часов к храму апостола Андрея Первозванного, в ограде которого установлен поклонный крест памяти жертв красного террора в Керчи.

17 ноября состоялась запланированная панихида, в которой участвовало более 30 человек, после которой настоятель протоиерей Николай Зиньков обратился к верующим с речью, в которой описал трагедию беззаконного и жестокого убиения тысяч наших соотечественников и призвал хранить молитвенную память о них. Он также упомянул, что это единственный памятник жертвам большевицкого террора на всей территории города и поставлен он был лишь в прошлом году (по инициативе Е. К. Зелинской, правнучки казнённого в декабре 1920 года подполковника Г. Т. Магдебурга) в ознаменование 90-летия со времени этих страшных событий.

20111117-06

20111117-07

20111117-11

Отец Николай также отметил, что некогда православный город до сих пор представляет собой памятник антихристианской идеологии и большевицким деятелям, имена которых запечатлены во многих названиях улиц, площадей, скверов и учреждений. Он выразил сожаление, что и сегодня для многих людей история своего отечества начинается с 1917 года, при этом тысячелетнее наследие православной Руси остаётся безразличным.

20111117-21

Предводитель Керченского союза монархистов Геннадий Борисович Григорьев рассказал о последних днях белого Крыма, мужественной его защите от превосходящего во много раз противника, блестяще подготовленной и проведённой эвакуации и жестокой мести большевиков тем, кто остался на милость победителя.

Тем страшным событиям поэт Максимилиан Александрович Волошин посвятил в 1921 году цикл пронзительных стихов:

Террор

Собирались на работу ночью. Читали

Донесенья, справки, дела.

Торопливо подписывали приговоры.

Зевали. Пили вино.

С утра раздавали солдатам водку.

Вечером при свече

Выкликали по спискам мужчин, женщин.

Сгоняли на тёмный двор.

Снимали с них обувь, белье, платье.

Связывали в тюки.

Грузили на подводу. Увозили.

Делили кольца, часы.

Ночью гнали разутых, голых

По оледенелым камням,

Под северо-восточным ветром

За город в пустыри.

Загоняли прикладами на край обрыва.

Освещали ручным фонарём.

Полминуты работали пулемёты.

Доканчивали штыком.

Ещё недобитых валили в яму.

Торопливо засыпали землёй.

А потом с широкою русскою песней

Возвращались в город домой.

А к рассвету пробирались к тем же оврагам

Жены, матери, псы.

Разрывали землю. Грызлись за кости.

Целовали милую плоть.

Красная Пасха

Зимою вдоль дорог валялись трупы

Людей и лошадей. И стаи псов

Въедались им в живот и рвали мясо.

Восточный ветер выл в разбитых окнах.

А по ночам стучали пулемёты,

Свистя, как бич, по мясу обнажённых

Мужских и женских тел.

Весна пришла

Зловещая, голодная, больная.

Глядело солнце в мир незрячим оком.

Из сжатых чресл рождались недоноски

Безрукие, безглазые... Не грязь,

А сукровица поползла по скатам.

Под талым снегом обнажались кости.

Подснежники мерцали точно свечи.

Фиалки пахли гнилью. Ландыш — тленьем.

Стволы дерев, обглоданных конями

Голодными, торчали непристойно,

Как ноги трупов. Листья и трава

Казались красными. А зелень злаков

Была опалена огнём и гноем.

Лицо природы искажалось гневом

И ужасом.

А души вырванных

Насильственно из жизни вились в ветре,

Носились по дорогам в пыльных вихрях,

Безумили живых могильным хмелем

Неизжитых страстей, неутолённой жизни,

Плодили мщенье, панику, заразу...

Зима в тот год была Страстной неделей,

И красный май сплёлся с кровавой Пасхой,

Но в ту весну Христос не воскресал.

Терминология

«Брали на мушку», «ставили к стенке»,

«Списывали в расход» —

Так изменялись из года в год

Речи и быта оттенки.

«Хлопнуть», «угробить», «отправить на шлёпку»,

«К Духонину в штаб», «разменять» —

Проще и хлеще нельзя передать

Нашу кровавую трёпку.

Правду выпытывали из-под ногтей,

В шею вставляли фугасы,

«Шили погоны», «кроили лампасы»,

«Делали однорогих чертей».

Сколько понадобилось лжи

В эти проклятые годы,

Чтоб разъярить и поднять на ножи

Армии, классы, народы.

Всем нам стоять на последней черте,

Всем нам валяться на вшивой подстилке,

Всем быть распластанным с пулей в затылке

И со штыком в животе.

Бойня

Отчего, встречаясь, бледнеют люди

И не смеют друг другу глядеть в глаза?

Отчего у девушек в белых повязках

Восковые лица и круги у глаз?

Отчего под вечер пустеет город?

Для кого солдаты оцепляют путь?

Зачем с таким лязгом распахивают ворота?

Сегодня сколько? полтораста? сто?

Куда их гонят вдоль черных улиц,

Ослепших окон, глухих дверей?

Как рвёт и крутит восточный ветер,

И жжёт, и режет, и бьёт плетьми!

Отчего за Чумной, по дороге к свалкам

Брошен скомканный кружевной платок?

Зачем уронен клочок бумаги?

Перчатка, нательный крестик, чулок?

Чьё имя написано карандашом на камне?

Что нацарапано гвоздём на стене?

Чей голос грубо оборвал команду?

Почему так сразу стихли шаги?

Что хлестнуло во мраке так резко и чётко?

Что делали торопливо и молча потом?

Зачем, уходя, затянули песню?

Кто стонал так долго, а после стих?

Чьё ухо вслушивалось в шорохи ночи?

Кто бежал, оставляя кровавый след?

Кто стучался и бился в ворота и ставни?

Раскрылась ли чья-нибудь дверь перед ним?

Отчего пред рассветом к исходу ночи

Причитает ветер за Карантином:

— «Носят вёдрами спелые грозды,

Валят ягоды в глубокий ров.

Аx, не грозды носят — юношей гонят

К чёрному точилу, давят вино,

Пулемётом дробят их кости и кольем

Протыкают яму до самого дна.

Уж до края полно давило кровью,

Зачервленели терновник и полынь кругом.

Прохватит морозом свежие грозды,

Зажелтеет плоть, заиндевеют волоса».

Кто у часовни Ильи-Пророка

На рассвете плачет, закрывая лицо?

Кого отгоняют прикладами солдаты:

— «Не реви — собакам собачья смерть!»

А она не уходит, а всё плачет и плачет

И отвечает солдату, глядя в глаза:

— «Разве я плачу о тех, кто умер?

Плачу о тех, кому долго жить...»