Многие православные верующие России с большим уважением относятся к проповедям скончавшегося в Лондоне в 2003 году видного иерарха митрополита Сурожского Антония (Блума; † 4.08.2003). Знакомство с наследием митрополита Антония является для большинства «заочным»: только по проповедям на волнах русской службы Би-би-си да по издающимся ныне огромными тиражами в России его трудам, весьма полезным для воцерковляющихся людей. Правда, некоторые из радиопроповедей маститого архипастыря нередко носили «нетрадиционный» и даже соблазнительный характер. Признавая немалые заслуги владыки Антония, более пятидесяти лет окормлявшего свою лондонскую паству, в распространении Православия на Британских островах, тем не менее полезно будет узнать взгляд владыки Антония на допустимость совершение аборта при предполагаемой болезни плода. Статья была опубликована в журнале «Благодатный Огонь» в 2002 году.

Наша редакция  получила аудиокассету с записью беседы на Би-Би-Си митрополита Сурожского Антония (Блума) с протоиереем Сергием Гаккелем, посвященной теме абортов. Рассуждения владыки Антония оказались настолько неожиданными, что в это трудно было поверить: не может такого быть! Поначалу мы даже сомневались, нужно ли обнародовать такое, особенно в наше время, ибо соблазн от прочтения слов уважаемого многими владыки Антония может быть немалым. К митрополиту Антонию у православных христиан отношение всегда было особое. Никогда ревнители Православия не критиковали митрополита Антония за приверженность экуменизму, хотя он разделяет некоторые экуменические заблуждения; не обличали митрополита Антония и в приверженности к модернизму, хотя многие модернисты считают его своим учителем. И все же мы решили дать распечатку беседы митрополита Антония, проходившей в Лондоне около трех лет назад.

Прот. Сергий Гаккель: Тем не менее, урод все-таки является человеком. Полноценным человеком. Однако было высказано такое правило, что человека нельзя убивать. Как тогда подходить к этому вопросу?

М.А.: Честно говоря, я не знаю, как к нему подойти. Я думаю, что это тот случай, когда лучше бы ребенку не родиться на свет, чем родиться в таком страшно изуродованном, психически и физически, состоянии. Когда ты думаешь о том, что вот — родился этот ребенок; пока он еще малюсенький, это еле заметно. Но если человек вырастет, ему будет двадцать лет, и тридцать лет, и еще столько лет, и в течение всей жизни — ничего, кроме физической муки, физического страдания или психической растерянности, не будет. И вот тут, я думаю, можно медицински рассматривать вопрос о том, что да, в данном случае законно было бы совершить аборт. Потому что — имеем ли мы право присуждать десятилетия психического и физического страдания потому только, что мы хотим, чтобы этот ребенок родился и был бы моим сыном, моей дочерью. Я не знаю, как это канонически обусловить, но медицински, я думаю, тут есть очень серьезный вопрос, который можно решать врачу, даже верующему, в этом порядке. Я видел таких детей, которые рождались и которые на всю жизнь были искалечены, не говоря о том, что совершалось в результате с психикой матери, отца и их взаимными отношениями.

П.С.: С какой точки зрения ты говоришь такие вещи, владыка? Это жалость к человеку или можно сказать, что это подлинно христианский подход — чтобы облегчить жизнь людей?

М.А.: Ты мне ставишь очень трудный вопрос в том, что я не могу сказать, что я — зрелый и совершенный христианин, который может ответить как бы от имени Христова. Я только могу сказать на основании очень (теперь) длинной жизни, что речь не идет о том, что пересматривать существующие правила церковные, а задуматься над тем, при каких условиях они были провозглашены. Что знали люди о жизни, о смерти, о зачатии в тот момент, когда были определены те или иные правила? И несомненно для меня то, что некоторые правила, основанные на незнании многих вещей, применимы в той области, в которой они соответствовали знанию. Но когда появляются новые знания, новые понимания, приходится не каноны изменять, а приходится задуматься над тем, в какой мере и в какой полноте мы их можем применять или имеем право не применять.

В самом деле, нелепо напоминать православному епископу, что человек рождается в этот мир не для того, чтобы быть в нем всегда, и не для того, чтобы любой ценой избежать в нем скорбей. А для того, чтобы, пройдя земную жизнь как путь — сколь угодно трудный, — войти в вечную жизнь. Появление нового человека в мир происходит по воле Божией. «Прежде, чем ты был соткан во чреве материнском, Я видел все вхождения и исхождения твои», — говорит Господь. Может быть, этими страданиями человек по дару Христа искупает свой род. Может быть, за то, что будет убит во чреве один, как кому-то кажется, «неполноценный» младенец, родятся еще сто таких же младенцев. Потому что где умножается грех, там умножаются страдания.

Слишком уж это «богословие» почтенного митрополита похоже на то, что было в Германии в 1933 году, когда в лаборатории «Аненербэ» (шеф — Гиммлер, директор — фон Сиверс) проводили эксперименты над заключенными — по стерилизации неарийской породы и выведению арийской.

Часто случалось, что дети-калеки приводили своих родителей в Церковь, где они находили утешение и главное — обретали надежду на свое вечное спасение. Недавно прославленная Церковью праведная Матрона Московская тоже родилась калекой — она была совершенно слепа. Если следовать логике лондонского владыки, то праведницу следовало бы умертвить во чреве матери — так бы она избавилась от будущих страданий в жизни, а родители ее — от многих слез и переживаний. Но на праведнице исполнились слова Христа о евангельском слепорожденном: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии (Ин. 9, 3).

Предлагая убивать увечных детей, митрополит Антоний печется о настоящем; похоже, что только временная жизнь заботит его. Будущая участь убиваемых во чреве матери детей его, видимо, нисколько не беспокоит. Убивая младенца во чреве матери, убивают его не только для временной, но и — главное — для жизни вечной; избавляя от страданий временных, уготовляют страдания вечные. Создается впечатление, что мы слышим человека, который не верит в жизнь будущего века. Даже прот. Гаккель, прослушав безумные глаголы митрополита Антония, граничащие с откровенным фашизмом[1], воскликнул: «С какой точки зрения ты говоришь такие вещи, владыка? Это жалость к человеку или можно сказать, что это подлинно христианский подход — чтобы облегчить жизнь людей?» Изумление прот. Гаккеля понятно. «Такие вещи» привычно слушать из уст идеологов Третьего рейха, а вовсе не православного митрополита.

Напрасно владыка Антоний ставит под сомнение знание людей «о жизни, о смерти, о зачатии в тот момент, когда были определены те или иные правила». Неужели Отцы и Учители Церкви, запретившие убивать младенцев каноническими определениями Вселенских и Поместных Соборов, меньше знали о жизни и смерти, чем владыка Антоний, который ныне призывает младенцев убивать? Канонические правила Церкви всегда были согласны с ее догматами и заповедями Божиими. А здесь речь идет именно о заповеди Божией, а «не о тех или иных правилах»!

И слова Христа: «Что вы сделали другому, то сделали Мне» — несомненно, относятся и к этому случаю. Христос родился, Бог стал человеком, чтобы мы увидели, что не бывает обстоятельств, когда исполнение заповеди Божией оказывается невозможным. Заповедь, данная Богом человеку, и обстоятельства, данные Богом человеку, — это одна и та же воля Божия. Печально, что владыка Антоний не понимает этого. 

[1] Обвинения в «фашистских тенденциях» в Русской Церкви звучат чаще всего именно из уст глубоких почитателей митрополита Антония. Один из них, священник Владимир Лапшин, как-то заявил, что «проявления религиозного, духовного фашизма проявляются… в выступлениях против переводов богослужения на русский язык, в выступлениях против всяких литургических реформ» (радио «София», ноябрь 1996 г.).

2002 г.

Благодатный огонь