| |
Для окончательной характеристики этого Иуды, предавшего Родину и оклеветавшего царя, остается добавить, что "как господин он был ненавидим своими слугами, как сосед он был самый несносный, как подданный -самый непокорный слуга короля" (42).
1. Карамзин Н. М. Предания веков.- М., Правда, 1987, с. 563.
2. Митрополит Иоанн Ладожский. Самодержавие духа.-СПб... Царское дело, 1995, с. 145.
3. Валишевский К. Иван Грозный.-Воронеж, ФАКТ, 1992, с. 285.
4. Там же, с. 192.
5. Там же, с. 285.
6. Зимин А. А.. Хорошкевич А. Л. Россия времени Ивана Грозного.-М., Наука, 1982, с. 148.
7. Платонов С. Ф. Лекции по русской истории в 2 чч. 4.1. -М., Владос, 1994, с. 195.
8. Валишевский К. Указ, соч., с. 199.
9. Там же, с. 202.
10. Литвин Михалон. О нравах татар., литовцев и москвитян. В кн.: Иностранцы о древней Москве.-М., Столица, 1991, с. 94.
11. Валишевский К. Указ, соч., с. 200.
12. Там же, с..
13. Костомаров Н. И, Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.-М., Мысль, 1993, с. 288.
14. Валишевский К. Указ, соч., с. 202.
15. Там же, с. 252.
16. Митрополит Иоанн Ладожский. Указ, соч., с. 146.
17. Валишевский К. Указ, соч., с. 252-253.
18. Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Указ, соч., с. 99-100.
19. Карамзин Н. М. Указ, соч., с. 573.
20. Костомаров Н. И. Указ., соч., с. 286.
21. Зимин А. А., Хорошкевич А. П. Указ, соч., с. 99.
22. Костомаров Н. М. Указ, соч., с. 287.
23. Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Указ, соч., с. 97.
24. Карамзин Н. М. Указ, соч., с. 572.
25. Костомаров Н. И. Указ, соч., с. 287.
26. Валишевский К. Указ, соч., с. 253.
27. Карамзин Н. М. Указ, соч., с. 572.
28. Там же, с. 603.
29. Валишевский К. Указ, соч., с. 253.
30. Кобрин В. Б. Иван Грозный.-М., Московский рабочий, 1989, с. 149-151.
31. Пайпс Р. Россия при старом режиме.-М., Независимая газета, 1993, с. 93.
32. Костомаров Н. И. Указ, соч., с. 290.
33. Кобрин В. Б. Указ, соч., с. 61.
34. Валишевский К. Указ, соч., с. 215.
35. Там же, с. 253.
36. Там же, с. 259.
37. Там же, с. 258.
38. Карамзин Н. М. Указ, соч., с. 574.
39. Валишевский К. Указ. соч.г с. 254.
40. Там же, с. 257.
41. Карамзин Н. М. Указ, соч., с. 577-578.
42. Валишевский К. Указ, соч., с. 257-258.
"Царство террора"?
Начало 60-х годов было временем больших военных и дипломатических побед России. Летом 1561 года шведский король Эрик XIV заключил с Иоанном перемирие на 20 лет, что позволило царю активизировать борьбу с Польшей и Крымом. Русские экспедиционные отряды высадились в Тавриде, вызвав панику при дворах турецкого султана и польского короля. В том же году Вселенский Патриарх утвердил за Грозным право на царский титул, позволивший русскому царю говорить на равных со всеми государями Европы, В 1563 году русские взяли важный стратегический пункт - город Полоцк, что открывало дорогу на Вильну - столицу Литовского княжества. Испуганный успехами русского оружия крымский хан Девлет-Гирей счел за лучшее прекратить военные действия против России и в январе 1564 года присягнул на верность царю.
Иоанн трудился во славу Отечества, стремясь создать великую православную державу, но измена гнездилась среди ближайшего окружения, среди вельмож, самим своим происхождением предназначенных заботиться о благе государства. Царь страдал: "Ждал я, кто бы поскорбел со мной, и не явилось никого; утешающих я не нашел - заплатили мне злом за добро, ненавистью за любовь" (1).
В конце 1564 года, измученный бесконечными интригами, Иоанн сложил с себя царский венец и покинул столицу в сопровождении избранных по всему государству дворян, детей боярских и приказных людей. Остановившись в Александровской слободе, он прислал в Москву в январе 1565 года два письма, в которых сообщал, что не имеет гнева на простых подданных, но опалился на придворных и вельмож, которые злоумышляли на него и не желали, чтобы он царствовал. Посему царь отказывается от власти и поселится, "где Бог укажет" (2). Народ с ужасом воспринял возможность лишиться законного государя и единодушно потребовал от бояр и митрополита вернуть Иоанна на трон, обещая, что сам "истребит лиходеев и изменников" (3).
Грозному понадобился месяц, чтобы принять решение. Оно далось ему нелегко. Ранее уже говорилось о стремлении удельно-княжеской партии ограничить самодержавную власть в свою пользу. На практике это означало претворение в жизнь анархических идеалов, гибельных для государства. Иоанн видел эту опасность и был вынужден принять ряд решительных мер для уничтожения политического и экономического значения удельных князей. Второго февраля 1565 года, вернувшись в Москву, царь вновь принял власть и объявил о создании опричнины.
Для многих историков время опричнины - это "царство террора", порождение "полоумного" человека, не имеющее ни смысла, ни оправдания, "вакханалия казней, убийств... десятков тысяч ни в чем не повинных людей" (4). Прямо противоположного мнения придерживался митрополит Иоанн Ладожский: "Учреждение опричнины стало переломным моментом царствования Иоанна IV. Опричные полки сыграли заметную роль в отражении набегов Девлет-Гирея в 1571 и 1572 годах,., с помощью опричников были раскрыты и обезврежены заговоры в Новгороде и Пскове, ставившие своей целью отложение от России под власть Литвы... Россия окончательно и бесповоротно встала на путь служения, очищенная и обновленная опричниной" (5). И все же вопрос об исторической роли опричнины наука так и не решила однозначно. Можно иметь различные точки зрения на это явление, можно, а может и нужно, быть необъективным, отстаивая свое мнение, не "внимая равнодушно добру и злу", но нельзя замалчивать одни исторические факты и намеренно подчеркивать другие, нельзя клеветать и совершать подлог. А все это, к сожалению, имело место в историографии царствования Грозного. И все же, чем была опричнина в действительности: прихотью сумасшедшего, орудием террора или инструментом преобразования Великой России?
Чаще всего опричниной на Руси называлась вдовья часть земли, выделяемая из поместья погибшего служилого человека его вдове в виде своеобразной пенсии для пропитания и воспитания детей до их совершеннолетия. И не случайно Иоанн назвал свой удел также. Государь, впервые в русской истории венчанный на царство по обрядам древних византийских императоров, собирался "развестись" с государством. Но муж с женой и царь с державой в православной Руси могли разлучиться только в том случае, если один из супругов умирал или уходил в монастырь. Последнее, видимо, и хотел сделать в 1565 г. разочаровавшийся в подданных царь. Согласившись вернуться к власти, Иоанн отложил пострижение в монахи, но зато создал опричнину, которая "многим походила на монастырское братство" (6). Можно сказать, что это был военно-монашеский орден, созданный для защиты единства государства и чистоты веры. Александровская слобода была перестроена и являлась и внешне и внутренне подобием монастыря. При поступлении на опричную службу давалась клятва, напоминавшая монастырский обет отречения от всего мирскою. Жизнь в этом мирском монастыре регламентировалась уставом, составленным лично Иоанном, и была строже, чем во многих настоящих монастырях. В полночь все вставали на полунощницу, в четыре утра - к заутрене, в восемь начиналась обедня. Царь показывал пример благочестия: сам звонил к заутрене, пел на клиросе, усердно молился, а во время общей трапезы читал вслух Священное Писание (7). В целом, богослужение занимало около 9 часов в день. Многие историки пытались и пытаются представить все это ханжеством, разбавленным кровавыми оргиями, но не могут подтвердить свои обвинения реальными фактами. Тем, кто твердит о ханжестве, предлагаем пожить "по-царски" хотя бы месяц, чтобы убедиться, что без глубокой веры такой ритм жизни просто невозможен. А ведь Иоанн жил так годами!
Вообще, заметно всеобщее желание любой ценой очернить опричный период царствования Грозного. Например, Валишевский. сообщая, что царь превратил Александровскую слободу в вертеп разврата, с иронией пишет: "Не трудно представить, что происходило у Александровских "иноков" (представить, конечно, можно вес что угодно, но хотелось бы все же узнать, какие именно факты имел в виду автор. Или ему нечего сказать кроме общих фраз? -авт.) "Сам игумен-царь", -продолжает Валишевский. - "мог служить живым примером разврата. Он успел удалить от себя трех или четырех жен. (А что, точно подсчитать нельзя? И с каких это пор смерть царицы Анастасии от яда (1560 г.) и смерть царицы Марии от простуды (1569 г.) стали называть "удалением"? -авт.) Со времени смерти Анастасии семейная жизнь его не представляла ничего поучительного" (8). И вновь, в который уже раз, Валишевский удивляется тому, что он написал и сам себя опровергает: "Однако, как же согласовать эту распущенность царя с его постоянным стремлением вступать в новые брачные союзы? По-видимому, это совершенно противоречит ходячим легендам о целых толпах женщин, будто бы приводимых в Александровскую слободу, или о гареме, повсюду сопровождавшем паря в его поездках. Иван был большим любителем женщин, но он в то же время был и большим педантом в соблюдении религиозных обрядов. Если он и стремился обладать женщиной, то только как законный муж" (9).
Не сумев найти подтверждений царскому блудодейству, автор стремится приписать Иоанну хотя бы многоженство. На сцену выступают пресловутые семь жен Ивана Грозного, созданные больным воображением западных мемуаристов, начитавшихся сказок о Синей Бороде. Иеремия Горсей, много лет проживший в России, не постеснялся записать в царские жены "Наталью Булгакову, дочь князя Федора Булгакова, главного воеводы, человека, пользовавшегося большим доверием и опытного на войне... вскоре этот вельможа был обезглавлен, а дочь его через год пострижена в монахини" (10). Звучит правдоподобно. Однако, в примечаниях Ю. А. Лимонова.к тексту, мы читаем: "Упоминание жены Ивана IV Натальи Булгаковой - ошибка, таковой не существовало" (11). Эту фразу можно повторить и по отношению к большенству других "жен" Иоанна. В своем "Путешествии по святым местам русским" А. Н. Муравьев указывает точное число Иоанновых жен. Описывая Вознесенский монастырь - место последнего упокоения Великих княгинь и русских цариц, он говорит: "Рядом с матерью Грозного четыре его супруги..." Конечно, четыре супруги - это безусловное нарушение церковного канона. Но, во-первых, не семеро. А, во-вторых, третья супруга царя, Марфа Собакина, тяжело заболела еще невестой и умерла через неделю после венца, так и не став царской женой. Для установления этого факта была созвана специальная комиссия, и на основании ее выводов царь получил впоследствии разрешение на четвертый брак. Надо помнить к тому же, что в царской жизни нет ничего личного, но все - государственное...
Впрочем, для историков такие факты не имеют ровно никакого значения. Когда речь идет о ненавистной им опричнине, они словно теряют способность к объективному анализу и разражаются в адрес Грозного филиппиками, ничуть не стесняясь подменять историческую истину домыслами a la Карамзин или Курбский: "После всенощной в Александровской слободе Иван отправляется в свою опочивальню, где три слепых старика должны были усыплять его своими сказками. Кроме того, сидя у его изголовья, они, вероятно (выделено мой - авт.), оберегали его от ночных видений и избавляли от тяжелого одиночества (как известно, цари в одиночестве не спали - при дворе была должность постельничего, спавшего в одном помещении с царем. В описываемое время постельничим был Дмитрий Годунов, дядя будущего царя Бориса Годунова -авт.). Днем государь имел другие развлечения. Не отправлялся ли он, как говорили, в застенок наслаждаться видом пыток, производимых по его приказанию? Не заменял ли он там палача? Не менялось ли тогда его мрачное и угрюмое лицо, не становился ли он веселее среди этих ужасов, не сливался ли его дикий хохот с криками жертвы? Все могло быть. Но государь развлекался и менее кровавыми играми скоморохов, фокусников и медвежатников" (13).
И с помощью такого примитивного подлога формируется в общественном сознании образ Иоанна, как "кровавого деспота"! Прочтите цитату еще раз, вдумайтесь. Сначала приводится известный факт: царь любил слушать на ночь сказочников. Затем нам намекают, что старики-рассказчики "вероятно" - да и кто может знать это наверняка? - охраняли царя от мук неспокойной совести. После таких намеков самое время объяснить происхождение этих мук. Не утруждая себя доказательствами, автор высыпает на читателя ворох домыслов о дневном времяпровождении царя, который, возможно, шел в застенок, возможно, наслаждался пытками, возможно, заменял там палача и, возможно, дико при этом хохотал. Ну а если не шел, не наслаждался, не заменял и даже не хохотал? Что тогда останется от всех обвинений? Автора это не волнует. Зачем доказательства? Все и так знают, что Иоанн был тираном. И просто сказав: "Все могло быть", - Валишевский уже говорит о "кровавых играх" как о доказанном факте, мельком упоминая, что царь кроме пыток развлекался и скоморохами. Что может сделать маленькая частица "ли"! Вставьте ее в предложение и любая клевета сойдет за правду.
Конечно, царю приходилось отдавать приказы о казнях. Иоанн управлял государством с 1538 г. по 1584 г., почти 46 лет. За это время было казнено 3-4 тысячи человек, т. е. меньше 100 человек в год, включая уголовных преступников (14). При этом "периодическое возникновение широко разветвленных заговоров не отрицает ни один уважающий себя историк". Хотя, правда и то, что невозможно убедить некоторых отечественных и зарубежных исследователей взглянуть на документальные данные беспристрастно. Например. В. Б. Кобрин считает, что заговоров против царя не было, а имели место измышления иностранных мемуаристов, которые, таким образом, пытались показать "слабость" московского режима и убедить своих хозяев вести более активную антироссийскую политику (15). Интересно получается: когда источники сообщают о боярских заговорах - это домыслы; когда пишут о гуманности Грозного - это снисходительность и лесть; зато, когда речь идет о "кровавых казнях" - любая ложь идет "на ура" безо всяких доказательств. Но мемуары той эпохи так и пестрят рассказами о бесчисленных интригах и изменах. Факты и документы - вещь упрямая, а они свидетельствуют, что против Грозного были составлены несколько следующих один за другим опасных заговоров, объединивших многочисленных участников из придворной среды.
Так в 1566-1567 гг. царем были перехвачены письма от польского короля и от литовского гетмана ко многим знатным подданным Иоанна. Среди них был и бывший конюший И. П. Челяднин-Федоров (16), чей чин делал его фактическим руководителем Боярской Думы и давал ему право решающего голоса при выборах нового государя (17). Вместе с ним письма из Польши получили князь Иван Куракин-Булгачов, три князя Ростовских, князь И. Д. Бельский и некоторые другие бояре (18). Из них один Бельский не вступил с Сигизмундом в самостоятельную переписку и передал Иоанну письмо, в котором польский король предлагал князю Ивану Дмитриевичу обширные земли в Литве за измену русскому государю (19). Остальные адресаты Сигизмунда продолжили письменные сношения с Польшей и составили заговор, ставящий .своей целью посадить на русский престол князя Владимира Старицкого (20). Осенью 1567 г., когда Иоанн возглавил поход против Литвы, к нему в руки попали новые свидетельства измены. Царю пришлось срочно вернуться в Москву не только для следствия по этому делу, но и для спасения собственной жизни: заговорщики предполагали с верными им воинскими отрядами окружить ставку царя, перебить опричную охрану и выдать Грозного полякам (21), Во главе мятежников встал Челяднин-Федоров, который, по словам Кобрина, был "знатный боярин, владелец обширных вотчин... один из немногих деятелей администрации того времени, который не брал взяток, человек безукоризненной честности" (22), Сохранится отчет об этом заговоре политического агента польской короны А. Шлихтинга. в котором он сообщает Сигизмунду: "Много знатных лиц, приблизительно 30 человек... письменно обязались (выделено мной - авт.), что предали бы великого князя вместе с его опричниками в руки Вашего Королевского Величества, если бы только Ваше Королевское Величество двинулись на страну" (23). Видать, "неподкупному" Челяднину очень пришлась по вкусу мысль увеличить свои обширные владения за счет польских подачек, иначе с чего бы "безукоризненно честный" боярин решился на иудин грех и возглавил такое мерзкое дело?
Состоялся суд Боярской Думы. Улики были неопровержимы: договор изменников с их подписями находился в руках у Иоанна (24). И бояре, и князь Владимир Старицкий, постаравшийся отмежеваться от заговора, признали мятежников виновными (25). Историки, основываясь на записках германского шпиона Штадена, сообщают о казни Челяднина-Федорова, Ивана Куракина-Булгачова и князей Ростовских. Их всех, якобы, жестоко пытали и казнили (26). Насколько этому можно верить? Во всяком случае, достоверно известно, что князь Иван Куракин, второй по важности участник заговора, остался жив и, более того, в 1577 г., спустя 10 лет, занимал важный пост воеводы г. Вендена. Осажденный поляками, он пьянствовал, забросив командование гарнизоном. Город был потерян для России, а князь-пьяница казнен за эту и предыдущие провинности (27).
Показателен для историографии опричного периода казус с князьями Воротынскими. В исторической литературе упоминаются три брата: Михаил Иванович, Александр Иванович и Владимир Иванович. У некоторых авторов желание "убить" их было так велико, что все трое слились в одну "образцово-показательную жертву деспотии", чей ужасный конец, как всегда красочно, описал Карамзин: "Первый из воевод российских, первый слуга государев - тот, кто в славнейший час Иоанновой жизни прислал сказать ему: "Казань наша"; кто уже гонимый. уже знаменованный опалого, бесчестием ссылки и темницы, сокрушил ханскую силу на берегах Лопасни и еще принудил царя изъявить ему благодарность за спасение Москвы - князь Михаил Воротынский, через десять месяцев после своего торжества был предан на смертную муку, обвиняемый рабом его в чародействе и в умысле извести царя... Мужа славы и доблести привели к царю окованного... Иоанн, доселе щадив жизнь сего последнего из верных друзей Адашева как бы для того, чтобы иметь хотя бы одного победоносного воеводу на случай чрезвычайной опасности. Опасность миновала - и шестидесятилетнего героя связанного положили на дерево между двумя огнями; жгли, мучили. Уверяют, что сам Иоанн кровавым жезлом своим пригребал пылающие уголья к телу страдальца. Изожженного, едва дышащего, взяли и повезли Воротынского на Белоозеро. Он скончался в пути. Знаменитый прах его лежит в обители святого Кирилла. "О муж великий! - пишет несчастный (!? - авт.) Курбский. - Муж крепкий душою и разумом! Священна, незабвенна память твоя в мире! Ты служил отечеству неблагодарному, где доблесть губит и слава безмолвствует..." (28).
Так и тянет спросить: а судьи кто? Изменник Курбский, натравивший на Россию 70 000 поляков, поднявший уже усмиренного Иоанном крымского хана Девлет-Гирея на новые разбойничьи набеги, с которыми и пришлось бороться Михаилу Воротынскому. Как посмел ренегат, продавший Отечество за 4 000 десятин ляшской земли, написать о России такие слова? Впрочем, удивляться нечему: и сейчас достаточно желающих списать свои подлости на счет "этой страны". Интересно другое: как мог умный и опытный Карамзин поверить изменнику?
Подлинная жизнь М. Воротынского прошла иначе. Начнем с конца: в Кирилло-Белозерском монастыре лежит прах не Михаила, а Владимира Воротынского. Над его могилой вдова даже воздвигла храм (29). Владимир попал в монастырь еще в 1562 г., когда его братьев Михаила и Александра постигла опала (30). Но историки не утруждали себя поисками истины, а сочиняли мифы о "царстве террора" и потому Александр и Владимир были забыты, а все "шишки" достались наиболее знаменитому из братьев - Михаилу, с которым произошли самые невероятные приключения. Если верить корифеям исторической науки, повторяющим побасенки Курбского, то в 1560 г. Михаил сослан в Белоозеро, но в 1565 г. вызван оттуда и, по словам Курбского, был подвергнут пытке. Его жгли на медленном огне, а царь, разумеется, лично подгребал под него горящие угли своим посохом. После этого Воротынский будто бы умер на обратной дороге в Белоозеро (31). Вскоре после этого замученный до смерти князь получает во владение город Стародуб-Ряполовский (32) и одновременно шлет царю из монастырского заточения письмо, в котором жалуется на то, что ему, его семье и 12 слугам не присылают полагающихся от казны рейнских и французских вин, свежей рыбы, изюма, чернослива и лимонов (33), В 1571 г. Михаил неожиданно меняет монастырскую келью на кресло председателя комиссии по реорганизации обороны южных границ, побеждает в июле 1572 г. крымцев при Молодях (34). а в апреле 1573 г. его вторично и, опять же, собственноручно поджаривает Иоанн (35). И в довершение всех нелепиц, через год после своей второй смерти Михаил подписывает 16 февраля 1574 г. новый устав сторожевой службы (36)! Причем два последних, взаимоисключающих, факта сообщает монография Зимина и Хорошкевич.
Из всего вышеизложенного ясно, что "исследователи" слегка переусердствовали в своем стремлении приписать Иоанну еще одно злодейство. Воротынский, в отличие от Курбского, был действительно выдающимся государственным деятелем и военачальником и на протяжении всей своей жизни оставался верен царю. Судя по многочисленным противоречиям в данных различных историков, едва ли даже половина описываемых ими событий произошла в действительности. Понятно, что письмо о рыбе и лимонах написал Владимир Воротынский, благополучно и комфортабельно проживший у монастырских стен более 10 лет и скончавшийся в окружении родных и многочисленных слуг, тогда как Михаил провел эти годы, занимаясь активной политической деятельностью и участвуя в военных походах. Само собой, что если Михаил был замучен Иоанном в 1565 г., то не смог бы одержать победу в 1572 г. Как только историки это сообразили, они отодвинули дату его смерти на 1573 г. Теперь им. видимо, следует задуматься над тем, как объяснить подпись, поставленную в феврале 1574 г. А можно ли вообще верить описаниям пыток, которым был подвергнут М. Воротынский? Скорее всего, это очередная клевета на Грозного.
Клевета коснулась не только взаимоотношений Иоанна с отдельными личностями: в искаженном виде представлялись так же значительные исторические события того времени.
К весне 1571 г. стало известно, что крымцы готовят большой набег. Пять земских полков и один опричный встали на берегах Оки. Побыв некоторое время с войсками, царь отъехал вглубь страны. Историки не преминули вслед за Курбским и иностранцами обвинить царя в трусости. "Царь бежал! - причитает Карамзин - в Коломну, оттуда в Слободу, мимо несчастной Москвы; из Слободы к Ярославлю, чтобы спастися от неприятеля, спастися от изменников..." (37). Еще больше интересных и, главное, одному ему известных подробностей приводит Горсей: "Когда враг приблизился к великому городу Москве, русский царь бежал в день Вознесения с двумя сыновьями, богатством, двором, слугами и личной охраной в 200 000 стрелков" (38). Бредовость подобного рассказа не вызывает сомнений.
Опять мы видим противоречия в данных историков. Если у Карамзина царь "бежит" мимо Москвы, то у Горсея из Москвы - с казною, придворными и детьми. И почему отъезд Иоанна из столицы ставится ему в вину? Никому не приходит в голову обвинять в трусости Великого князя Георгия, бежавшего из осажденного Батыем Владимира на Сить для сбора войск. А ведь там последствия были гораздо тяжелее: не только полная гибель города со всеми гражданами, но и 240-летнее татарское рабство. Однако, что для Георгия историки считают государственной необходимостью, то для Иоанна Грозного, по их мнению, - преступная трусость.
В реальности дело происходило так: в начале мая 1571 г. разведка доложила, что татар не видно и набег, скорее всего, откладывается. Поэтому царь счел возможным 16 мая вернуться в столицу (39). Иоанн не знал, что в это время от 120 до 200 тысяч крымцев уже подходили к границе Руси. Но шли они не привычной дорогой, а тайными путями, в обход сторожевых застав. Их вели знатные изменники под предводительством Кудеяра Тишенкова (40). 23 мая - через неделю после отъезда царя! - Девлет-Гирей неожиданно вышел к Оке и переправился там, где его не ждали, в неохраняемом месте, "благодаря тайным осведомителям" (41) - высокопоставленным изменникам в русских рядах. Об измене говорит и то, что пока татары переправлялись, пять земских полков -120 000 человек - не сдвинулись с места и не пытались препятствовать переправе, ссылаясь на царский приказ не покидать предназначенных для охраны рубежей (42). Только опричный полк под командой Я. Ф. Волынского встал на пути у татар. Но число смельчаков не могло превышать 6 тысяч человек (43) и они были просто сметены 100-тысячной Ордой (44). Дождавшись, пока татары закончат переправу и уйдут к Москве, земские "храбрецы", так и не сделав ни одного выстрела, снялись с позиций и поспешно бежали к столице. Царь, узнав о случившемся и прекрасно понимая, что причиною такого положения дел является не только преступная халатность земских воевод Вольского и Мстиславского, но и прямая измена, был вынужден покинуть Москву и уж, конечно, не с двумя сотнями тысяч, а хорошо, если с двумястами опричниками. Для организации обороны города царь оставил весь резерв во главе с М. И. Вороным-Волынским.
Земские полки, бежавшие от Оки, вместо того, чтобы встретить врага в чистом поле, поспешно сели в осаду среди деревянных московских посадов. На другой день, 24 мая, татары зажгли предместья. Армия погибла в огне, воевода И. Д. Бельский задохнулся в подвале дома, где пытался спрятаться, "комендант" Москвы Вороной-Волынсков сгорел, самоотверженно пытаясь спасти опричный двор. Татары, переловив разбегавшихся из пламени жителей, ушли восвояси. Карамзин и иноземные мемуаристы объявили о 800 тысячах погибших (45) и о 150 тысячах пленных (46). Цифры совершенно несуразные, даже если в Москву собралось все окрестное население. Сами крымцы, сообщая о победе своим союзникам Сигизмунду и Курбскому, писали о 60 000 убитых и таком же количестве пленных (47). Сразу же после набега были казнены князь М, Черкасский, не сумевший провести в срок мобилизацию всех опричных войск для отпора крымцам, и князь В. И. Темкин-Ростовский, ответственный за организацию обороны столицы. Князь Мстиславский, письменно признавший свою ответственность за поражение, был прощен благодаря ходатайству митрополита Кирилла (48).
Как руководитель, Иоанн сделал верные выводы из поражения 1571 года. Комиссия Воротынского разработала эффективный план защиты южных рубежей, в соответствии с которым "в 70-х годах XVI века правительство обставило степь цепью острогов... от Донца до Иртыша и под ее защитой крестьяне осмелились вторгнуться в области, бывшие доселе вотчиной кочевников" (49).
Грозный сделал землепашцам поистине царский подарок - плодороднейшие черноземные степи, но что еще важнее, избавил людей от страха перед татарским рабством, за что народ поминал его добрым словом не одно десятилетие. С этого времени сила крымской Орды стала убывать, а созданная царем и его соратниками система обороны прослужила России более ста лет - до Петра I.
Но Грозный - талантливый государственный деятель - совсем не устраивал его "биографов". Они творили образ деспота на троне и в соответствии с этой задачей интерпретировали все его действия, в том числе и следующий эпизод.
В 1580 г. царь провел полицейскую операцию, положившую конец благополучию немецкой слободы. Враждебные России зарубежные силы тут же воспользовались этим для очередной пропагандистской атаки на Грозного. Одиозный померанский историк пастор Одерборн описывает события в мрачных и кровавых тонах: царь, оба его сына (один из которых, святой благоверный царь Феодор Иоаннович, канонизирован Русской Православной Церковью), опричники, все в черных одеждах, в полночь ворвались в мирно спящую слободу, убивали невинных жителей, насиловали женщин, отрезали языки, вырывали ногти, протыкали людей добела раскаленными копьями, жгли, топили и грабили (50). Однако, Валишевский считает, что данные лютеранского пастора абсолютно недостоверны (51). Надо добавить, что Одерборн писал свой пасквиль в Германии, очевидцем событий не был и испытывал к Иоанну ярко выраженную неприязнь за то, что царь не захотел поддержать протестантов в их борьбе с католическим Римом.
Совсем по иному описывает это событие француз Жак Маржерет, много лет проживший в России: "Ливонцы. которые были взяты в плен и выведены в Москву (не те ли, которых "забили" железными палками? -авт.), исповедующие лютеранскую веру, получив два храма внутри юрода Москвы, отправляли там публично службу; но в конце-концов, из-за их гордости и тщеславия сказанные храмы... были разрушены и все их дома были разорены. И, хотя зимой они были изгнаны нагими, и чем мать родила, они не могли винить в этом никого кроме себя, ибо... они вели себя столь высокомерно, их манеры были столь надменны, а их одежды - столь роскошны, что их всех можно было принять за принцев и принцесс... Основной барыш им давало право продавать водку, мед и иные напитки, на чем они наживают не 10%, а сотню, что покажется невероятным, однако же это правда" (52). Подобные же данные приводит и немецкий купец из города Любека, не просто очевидец, но и участник событий. Он сообщает, что хотя было приказано только конфисковать имущество, исполнители все же применяли плеть, так что досталось и ему (53). Однако, как и Маржерет, купец не говорит ни об убийствах, ни об изнасилованиях, ни о пытках. Но в чем же вина ливонцев, лишившихся в одночасье своих имений и барышей?
Генрих Штаден, не питающий любви к России, сообщает, что русским запрещено торговать водкой и этот промысел считается у них большим позором, тогда как иностранцам царь позволяет держать во дворе своего дома кабак и торговать спиртным (54), так как "иноземные солдаты - поляки, немцы, литовцы... по природе своей любят пьянствовать" (55). Эту фразу можно дополнить словами иезуита и члена папского посольства Дж. Паоло Компани: "Закон запрещает продавать водку публично в харчевнях, так как это способствовало бы распространению пьянства" (56). Таким образом, становится ясно, что ливонские переселенцы, получив право изготовлять и продавать водку своим соотечественникам, злоупотребили своими привилегиями и "стали развращать в своих кабаках русских" (57).
Как бы не возмущались платные агитаторы Стефана Батория и их современные адепты, факт остается фактом: ливонцы нарушили московское законодательство и понесли полагающееся по закону наказание. Михалон Литвин писал, что "в Московии нет нигде шинков, и если у какого-нибудь домохозяина найдут хоть каплю вина, то весь его дом разоряется, имение конфискуется, прислуга и соседи, живущие на той же улице, наказываются, а сам хозяин навсегда сажается в тюрьму... Так как московитяне воздерживаются от пьянства, то города их изобилуют прилежными в разных родах мастерами, которые, посылая нам деревянные чаши... седла, копья, украшения и различное оружие, грабят у нас золото" (58).
Конечно, царь и митрополит встревожились, когда узнали, что в немецкой слободе спаивают их трудолюбивых подданных. Но никаких беззаконий не было, наказание соответствовало закону, основные положения которого приводятся у Михалона Литвина: дома преступников разорили; имущество конфисковали; прислуга и соседи были наказаны плетьми; и даже было оказано снисхождение - ливонцев не заключили пожизненно в тюрьму, как полагалось по закону, а только выселили за город и разрешили построить там дома и церковь (59). Достаточно гуманно для времен, когда в Англии каждые семь лет в жертву суевериям приносили невинных людей.
1. Митрополит Иоанн Ладожский. Самодержавие духа, -СПб., Царское дело, 1995,с. 162.
2. Валишевский К. Иван Грозный.-Воронеж, ФАКТ, 1992, с. 262.
3. Кобрин В. Б. Иван Грозный.-М., Московский рабочий, 1989, с. 55.
4. Там же, с. 97.
5. Митрополит Иоанн Ладожский. Указ, соч., с. 151-152.
6. Валишевский К. Указ, соч., с. 380.
7. Там же, с. 380.
8. Там же, с. 384.
9. Там же, с. 384.
10. Горсей Д. Сокращенный рассказ или мемориал путешествий.-8 кн.: Россия XV-XVII вв. - Глазами иностранцев.- Л., Лениздат, 1986,с. 159.
11. Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев.-Л., Лениздат, 1986, с. 533.
12. Валишевский К. Указ, соч., с, 390.
13. Там же, с. 383.
14. Митрополит Иоанн Ладожский. Указ, соч., с. 154.
15. Кобрин В. Б. Указ, соч., с. 71.
16. Валишевский К. Указ, соч., с. 269.
17. Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Россия времени Ивана Грозного.-М., Наука, 1982, с. 115.
18. Валишевский К. Указ, соч., с. 269.
19. Там же, с. 216.
20. Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Указ, соч., с. 114.
21. Митрополит Иоанн Ладожский. Указ, соч., с. 154.
22. Кобрин В. Б. Указ, соч., с. 76.
23. Там же, с. 72.
24. Валишевский К. Указ, соч., с. 288.
25. Зимин А. А„ Хорошкевич А. Л. Указ, соч., с. 115.
26. Валишевский К. Указ, соч., с. 269.
27. Горсей Д. Путешествие сэра Джерома Горсея.-В кн.: Иностранцы о древней Москве.-М., Столица, 1991, с. 109.
28. Карамзин Н. М. Предания веков.-М., Правда, 1987, с. 611-612.
29. Кобрин В. Б. Указ, соч., с. 151.
30. Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Указ, соч., с. 97.
31. Валишевский К. Указ, соч., с. 251.
32. Платонов С. Ф. Лекции по русской истории в 2 чч.: Ч. 1.-М., Владос, 1994, с. 219.
33. Валишевский К. Указ, соч., с. 251-252.
34. Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Указ, соч., с. 127.
35. Там же, с. 134.
36. Там же, с. 127.
37. Карамзин Н. М. Указ, соч., с. 603.
38. Горсей Д. Указ, соч., с. 104-105.
39. Кобрин В. Б. Указ, соч., с. 90.
40. Костомаров Н. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.-М., Мысль, 1993, с. 311.
41. Горсей Д. Указ, соч., с. 104.
42. Там же, с. 104.
43. Митрополит Иоанн Ладожский. Указ, соч., с. 168.
44. Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Указ, соч., с. 128.
45. Карамзин Н. М. Указ, соч., с. 604.
46. Валишевский К. Указ, соч., с. 221.
47. Известие из Полыни от 4 июля 1570 г. о набеге крымского хана Девлет-Гирея на Москву.-В кн.: Иностранцы о древней Москве.-М., Столица, 1991, с. 78.
48. Валишевский К. Указ, соч., с. 280.
49. Пайпс Р. Россия при старом режиме.-М., Независимая газета, 1993, с. 28-29.
50. Валишевский К. Указ, соч., с. 286.
51. Там же, с. 285.
52. Маржерет Ж. Состояние Российской империи и Великого княжества Московского.-В кн.: Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев.-Л., Лениздат, 1986. с. 237.
53. Валишевский К. Указ, соч., с. 237.
54. Штаден Г Страна и правление московитов в описании Генриха Штадена.-В кн.: Иностранцы о древней Москве.-М., Столица, 1991, с. 76.
55. Гваньини А. Полное и правдивое описание всех областей, подчиненных монарху Московии...-B кн.: Иностранцы о древней Москве.-М., Столица, 1991, с. 84.
56. Компани Дж. П. Московское посольство.-В кн.: Иностранцы о древней Москве.-М., Столица, 1991, с. 88.
57. Валишевский К. Указ, соч., с. 287.
58. Михалон Литвин. О нравах татар, литовцев и москвитян.-В кн.: Иностранцы о древней Москве.-М., Столица. 1991, с. 92.
59. МаржеретЖ. Указ, соч., с. 237.
Новгородское дело
Рассказ об "ужаснейших исступлениях Иоанновой ярости" (1) придется начать издалека, с еще одной цитаты из Карамзина: "Иоанн карал невинных; а виновный, действительно виновный, стоял перед тираном: тот, кто в противность закону хотел быть на троне, не слушался болящего царя, радовался мыслию об его скорой смерти, подкупал вельмож и воинов на измену -князь Владимир Андреевич" (2). Имел ли право "русский Тацит" на такие слова? Несомненно.
Противостояние Старицких князей с Москвой имело давнюю историю. Еще в 1537 году князь Андрей Старицкий, отец Владимира и дядя Грозного, поднял совместно с новгородцами мятеж против семилетнего Иоанна. Сам Владимир Андреевич оказался достойным продолжателем "трудов" отца. В марте 1553 г. ему оставался шаг до трона. Шаг через младенца-наследника. Трудно в полной мере оценить великодушие Иоанна, простившего брату покушение на своего первенца. Более того, в 1554 г. царь назначил князя Владимира опекуном своего второго сына - Ивана. Во время военных действий Владимир Андреевич неоднократно командовал русскими войсками. Словом, все, что царь делал для своего двоюродного брата, укрепляло реальное положение Старицкого князя.
И вдруг в 1563 г. Иоанн узнает от служившего в Старице дьяка Савлука Иванова о новых "великих изменных делах" Владимира и его матери, княгини Ефросиний (3). Царь начал следствие и вскоре после этого в Литву бежал Андрей Курбский, близкий друг Старицкого семейства и активный участник всех его интриг. В то же время умирает родной брат Иоанна, Юрий Васильевич, Это приближает Владимира Старицкого вплотную к трону. Грозный вынужден принять ряд мер для обеспечения собственной безопасности. Царь заменяет всех ближних людей Владимира Андреевича на своих доверенных лиц, обменивает его удел на другой и лишает двоюродного брата права жить в Кремле. Иоанн составляет новое завещание, но которому Владимир Андреевич хотя и остается в опекунском совете, по уже рядовым членом, а не председателем, как раньше. Вес эти меры нельзя назвать даже суровыми, они были просто адекватной реакцией на опасность. Уже в 1566 г. отходчивый царь прощает брата и жалует его новыми владениями (4) и местом в Кремле для постройки дворца (5). Когда в 1567 г. Владимир вместе с Боярской Думой вынес обвинительный приговор Федорову-Челяднину и остальным своим тайным сообщникам, доверие к нему Иоанна возросло еще больше. Весной 1569 г. царь поручил ему командование армией, отправленной на защиту Астрахани (6).
Однако, в конце лета того же года близкий Старицкому двору новгородский помещик Петр Иванович Волынский (7), которого Карамзин почему-то упорно называет бродягой (8), сообщает царю о новом заговоре такого масштаба, что Иоанн в страхе обратился к Елизавете Английской с просьбой о предоставлении ему. в крайнем случае, убежища на берегах Темзы (9). Суть заговора, вкратце, такова: подкупленный Старицким князем царский повар отравляет Иоанна ядом (10), а сам князь Владимир, возвращаясь в это время из похода, имеет в своем распоряжении значительные воинские силы. С их помощью он уничтожает опричные отряды, свергает малолетнего наследника и захватывает престол. В этом ему помогают заговорщики в Москве, в том числе и из высших опричных кругов, боярская верхушка Новгорода и польский король (11). После победы участники заговора планировали поделить шкуру русского медведя следующим образом: князь Владимир получал трон, Польша - Псков и Новгород, а новгородская знать - вольности польских магнатов. Надо иметь в виду, что при этом Астрахань, с трудом удерживаемая Россией, безусловно, отошла бы к Турции, что поставило бы под удар Казань, а вместе с тем - и присоединение Сибири. Российская империя загонялась в рамки Московии XIV века и Европа могла праздновать победу.
Многие историки голословно объявили этот заговор фикцией, но Валишевский утверждает, что Владимир Андреевич состоял в преступных переговорах с Сигизмундом и в Новгороде был найден текст Договора изменников с Польшей, на котором стояли подлинные подписи архиепискона новгородского Пимена и многих именитых новгородских граждан (12). Было установлено участие в заговоре близких к царю московских бояр и чиновников: Вяземского, Басмановых, Фуникова и дьяка Висковатого.
В конце сентября 1569 г. царь вызвал к себе Владимира Старицкого, после чего, по словам Валишевского, князь навсегда исчезает из поля зрения историков: "Был ли он задушен, обезглавлен или отравлен ядом...- неизвестно, свидетельства не согласуются" (13). Поэтому каждый историк получил возможность по своему вкусу описать его кончину. Ливонские проходимцы Таубе и Крузе сообщают, что вся семья князя Владимира была полностью уничтожена (14). Карамзин, склоняясь к их версии, все же исключает дочерей из числа жертв, но красочно описывает смерть двух сыновей и супруги князя (15). У Кобрина выпили яд сам Владимир, его жена и дочь (16). А вот Костомаров на этот раз проявил благодушие и ограничился двумя жертвами: князем и его женой, справедливо заметив, что единственный сын и две дочери Владимира были живы через несколько лет после описываемых событий (17). И действительно, известно, что в 1573 г. царь вернул сыну Владимира, Василию, отцовский удел, а дочь, Мария Владимировна, в мае 1570 г. стала супругой герцога Магнуса (18). Остается только сожалеть о том, что эти общеизвестные факты были "незнакомы" большинству исследователей. Странно, что даже такой выдающийся религиозный философ XX века, как Г. П. Федотов пишет: "Князь (Владимир Андреевич Старицкий -авт.) погиб (был отравлен) с женой и со всем семейством..." (19). Ведь смог бесхитростный бытописатель русских святынь А. Н. Муравьев увидеть в древних стенах Успенского собора Свято-Троицкой Сергиевой Лавры гробницы дочери князя Владимира Марии и его внучки, "жертв властолюбия Годунова" (20), но никак не Иоанна Грозного. Кто помешал Федотову взглянуть на эти могилы и узнать даты смерти покоящихся в них, для меня остается загадкой. Что касается матери Владимира Старицкого, княгини Ефросиний, то по Курбскому, ее взяли- из монастыря, где она жила с 1563 г. и утопили в реке (21), по Кобрину - удушили дымом в судной избе (22), а у Зимина судная изба трансформировалась в судно, плывущее по Шексне. на котором княгиню так же душат дымом (23). Непонятно только: если хотели убить, то зачем увозить, а если все же повезли, то зачем убивать; и как могли на лодке (а что еще могло плыть по Шексне?) удушить дымом, не проще ли уж было утопить? По словам Карамзина, княгиню утопили вместе с царской невесткой Александрой (24), а Кобрин, не мелочась, добавляет еще 12 утопленных монахинь, хотя на той же странице говорил об удушении дымом (25). Из всей этой разноголосицы ясно одно: никто ничего толком не знает, но каждый стремится добавить еще одну-другую леденящую кровь сцену в этой исторической драме. Среди прочих документов заслуживает особого внимания скромное - без пыток и убийств - описание данного эпизода Д. Горсеем: "Иван послал за этим братом в провинцию Вагу: он считал его своим соперником... Когда князь Андрей (ошибка Горсея: не Андрей, а Владимир - авт.) явился в его присутствие и кланялся ему в ноги, то Иван поднял его и поцеловал. "О! жестокий брат, - сказал тот со слезами - Это Иудин поцелуй, ты послал за мною не на добрый конец. Делай свое!" И с этими словами ушел. На другой день он скончался и был торжественно похоронен в Михайловском соборе в Москве" (26). Горсей не пишет "его убили", а "он скончался". Князь Старицкий не растерзан опричниками при встрече с царем, как описывают историки вслед за Курбским, Таубе и Крузе, он ухолит после царского приема и умирает на другой день. Фраза об Иудином поцелуе явно сменила хозяина: Иуда предавал, а не казнил. Князь Владимир в этом случае мог бы вспомнить о Каине-братоубийце. А вот об Иуде мог бы сказать преданный братом Иоанн, любивший, кстати, украшать свою речь именами из Священного Писания. Тогда все встает на свои места: вызванный царем Владимир целует при встрече брата. Иоанн, не упоминая вслух о заговоре, оставляя Владимиру возможность раскаяться, говорит, что это Иудин поцелуй и тем дает понять Старицкому князю, что его заговор раскрыт: предательство брата известно ему, Иоанну, как было известно предательство Иуды Господу нашему Иисусу Христу. Тут явная для человека того времени аналогия: Иуда предал Царя Небесного, Владимир предал царя земного. Иуда, как известно, осознав свою вину, повесился. Князь Старицкий, поняв, что его измена открыта, уходит с царского приема и кончает жизнь самоубийством, скорее всего, с помощью того самого яда, о котором так часто упоминают историки. Но Иоанн опять прощает его, так как по-христиански не испытывает к нему личной вражды, и торжественно погребает в родовой усыпальнице. Об уничтожении семьи у Горсея нет и речи. Ему не приходит в голову говорить о смерти детей Владимира, которых он мог видеть и после описываемых событий, а дочь Владимира Старицкого, Марию, лично вывез почти двадцать лет спустя из Ливонии на Русь.
Итак, заговор был обезглавлен, но еще не уничтожен. Однако, прежде чем вместе с Грозным двинуться к Новгороду, необходимо сделать небольшое отступление, без которого этот обзор не будет полным.
"В Твери, в уединенной тесной келий Отроча монастыря еще дышал святой старец Филипп, молясь... Господу о смягчении Иоаннова сердца: тиран не забыл сего сверженного им митрополита и послал к нему своего любимца Малюту Скуратова, будто бы для того, чтобы взять у него благословение. Старец ответствовал, что благословляют только добрых и на доброе. Угадывая вину посольства он с кротостию промолвил: "Я давно ожидаю смерти; да исполнится воля государева!" Она исполнилась: гнусный Скуратов задушил святого мужа, но, желая скрыть убийство, объявил игумену и братии, что Филипп умер от несносного жара в его келии" (27).
Возникает вопрос: а для чего, собственно, Грозный приказал убить св. Филиппа? Конечно, если априори признать жестокость Иоанна, то других доказательств и не надо. Но на суде истории хотелось бы иметь улики повесомей. Древние в таких случаях спрашивали: кому выгодно?
Имена недругов святителя хорошо известны историкам. Это новгородский архиепископ Пимен - второе лицо в заговоре 1569 г., епископы Пафнутий Суздальский и Филофей Рязанский, а так же их многочисленные клевреты (28). Еще при поставлении святителя на митрополию в 1566 г. они "просили царя об утолении (!) его гнева на Филиппа" (29). Иоанн же, отнюдь, гнева на нового митрополита не имел, даже когда тот просил его за опальных новгородцев или обличал недостатки правления. Царь еще сильнее желал видеть на московской кафедре человека, знакомого ему с детства, прославленного честностью и святостью (30). Для тщеславных и честолюбивых интриганов избрание Филипна было равно катастрофе. После раскрытия заговора Федорова-Челяднина (1567 г.) митрополит выступил в поддержку державной политики царя и публично обличал сочувствовавших заговорщикам епископов (31). Это показало им. что новый заговор не будет иметь успеха, так как даже в случае ликвидации Грозного изменникам придется столкнуться с митрополитом, стоящим на страже интересов Отечества. Поэтому они взяли курс на устранение св. Филипна с кафедры.
Сначала интриганы попытались вбить между святителем и царем клин клеветы (32). Орудием послужил царский духовник, который "явно и тайно носил речи неподобные Иоанну на Филиппа" (33). А Филиппу лгали на Иоанна. Но эта попытка не удалась, так как царь и митрополит еще в 1566 г. письменно разграничили сферы влияния: один не вмешивался в церковное управление, а другой не касался государственных дел. Когда святого обвинили в политической неблагонадежности. Иоанн просто не поверил интриганам и потребовал фактических доказательств, которых у них, само собой, не было (34).
Тогда владыки новгородский, рязанский и суздальский заключили с высокопоставленными опричниками-аристократами союз против Филипна (35). К делу подключились бояре Алексей и Федор Басмановы. Заговорщики сменили так гику. Для поисков компромата в Соловецкий монастырь направилась комиссия под руководством Пафнутия и опричника князя Темкин-Ростовского (36). Игумен монастыря Паисий, которому был обещан епископский сан за клевету на своего учителя и девять монахов, подкупленные и запуганные, дали нужные показания. Остальное было делом техники. В ноябре 1568 года епископы-заговорщики собрали собор. Приговор собора, как и многие другие документы того времени, впоследствии был "утерян". Но известно, что особенно яростно "обличал" святого архиепископ Пимен, надеявшийся стать митрополитом (37). Надо особо отметить, что "царь не вмешивался в решения собора и противникам Филиппа пришлось самим обращаться к царю" (38). Г. П. Федотов, несмотря на всю свою предубежденность против царя, отметил: "Святому исповеднику выпало испить всю чащу горечи: быть осужденным не произволом тирана, а собором русской церкви и оклеветанным своими духовными детьми" (39). Из этого видно, что Иоанн добросовестно соблюдал подписанное соглашение о разграничении сфер деятельности церковной и светской власти. Царь пытался защитить святителя, но не мог нарушить соборного постановления. Свергнутый митрополит был арестован лично участником заговора А. Басмановым и заточен в Тверской Отрочь монастырь под надзор еще одного заговорщика, "пристава неблагодарна" Стефана Кобылина.
Но враги святителя просчитались. Пимен не стал митрополитом - Иоанн был не так прост и призвал на место св. Филиппа Троицкого игумена Кирилла. А в сентябре 1569 г. началось следствие о связях московских и новгородских изменников и их участии в устранении Филиппа. Святой стал очень опасным свидетелем и его решили убрать. Когда Малюта Скуратов, руководивший расследованием, достиг Твери, святитель был уже мертв. Малюте оставалось только доложить обо всем Иоанну. "Царь... положил свою грозную опалу на всех виновников и пособников его (св. Филипна -авт.) казни" (40). Паисий был заточен на Валааме. Филофей лишен сана, пристав Кобылий, так неудачно "охранявший" святого, сослан в монастырь (41). Были казнены Басмановы и, после бездарной обороны Москвы в 1571 г., князь Темкин-Ростовский. Не ушли от расплаты и другие преступники, в первую очередь Пимен, заключенный в Веневский Никольский монастырь.
Но и много лет спустя участники заговора не прекращали клеветать на царя и извращать исторические факты. В конце XVI века в Соловецком монастыре было написано житие святого Филиппа. Его составили со слов... державшего святителя в заключении пристава Стефана Кобылина (в монашестве - старца Симеона) и нескольких уцелевших соловецких монахов из числа тех девяти, что лжесвидетельствовали против святого Филиппа на соборе 1568 года (42). Нечего и говорить, в каком виде они, желая выгородить себя, преподнесли все поступки Иоанна и М. Скуратова. Например, житие рассказывает, как царь послал уже сведенному с кафедры, но еще находящемуся в Москве святому отрубленную голову его брата. Михаила Ивановича. Но окольничий М. И. Колычев умер в 1571 году, через три года после описываемых событий. В других изданиях жития брат заменяется племянником, сыном младшего брата Бориса (43). Практически все поздние варианты жития, изданные для "простого народа" (как дореволюционные, так и советского периода) имеют искажающие текст вставки, дословно повторяющие целые абзацы из сочинений Курбского или псевдоисторические лекции о правлении Иоанна IV. Вызывает удивление и то, что житие подробно передает разговор Малюты и св. Филиппа, а так же рассказывает о том, как Малюта якобы убил святого узника, хотя "никто не был свидетелем того, что произошло между ними" (44).
Смерть митрополита стала последней каплей, переполнившей чашу царского гнева. Иоанн двинулся к Новгороду. Наверное, никакое другое событие того времени не вызвало такого количества гневных филиппик против царя, как так называемый "новгородский погром". Над возведением здания лжи поработали многие злые языки от Карамзина до К. Маркса. Но в основе их сочинений лежат вымыслы изменника Курбского, шпиона Штадена и ренегатов Таубе и Крузе. Из четверых на месте событий присутствовал один Штаден. О "погроме" писали и другие авторы, но они либо вообще не бывали в России, либо их "данные" настолько одиозны, что даже не все историки решились их повторить. Горсей, например, в своих "воспоминаниях" путает и время, и последовательность событий: Иоанн, якобы, отступая от Ревеля (а это было в сентябре 1558 года - авт.), "мстит" за поражение и "грабит" сначала Нарву (май 1558 г.), затем "милует" Псков и, наконец, вводит в Новгород 30.000 татар и 10.000 стрельцов (45) и уничтожает 700.000 человек (46)! Бредовость этого сообщения понятна каждому, кто знаком с историей. Во всех 150 городах тогдашней России не набралось бы, пожалуй, и половины названного количества убитых: единственным большим городом была Москва - около 100.000 жителей. Новгород был вторым по величине населения городом страны - примерно 26.000 человек. Остальные населенные пункты в нашем понимании больше всего напоминали села: Можайск - 5 700 человек, Коломна - 3 200, Серпухов - 2 500 (47).
Истинные подробности января 1570 года можно было бы узнать из дела по новгородской измене. Оно хранилось в государственном архиве со времен Иоанна Грозного, пережило Смутное время, но не уцелело и исчезло в XIX в. точно так же, как другой важнейший документ той эпохи - Учредительная грамота опричнины.
Известно, что 2 января 1570 года передовой отряд опричников выставил заставы вокруг Новгорода, а 6 или 8 января в город вошел царь и его личная охрана. Зимин пишет о "15 тысячах опричного войска" (48), но из документов той эпохи известно, что число опричников никогда не превышало 5-6 тысяч, из которых 1200 человек были придворные и обслуживающий персонал и около полутысячи - царская гвардия (49). Костомаров неопределенно говорит о каком-то войске и отдельно о 1500 стрельцах (50). А Валишевский пишет, что Иоанн прибыл вслед за передовым отрядом всего с пятью сотнями людей (51). Зная, как часто в описании событий того времени появляются и пропадают по воле авторов нули (например, Горсей пишет о 700.000 убитых, а Валишевский исправляет эту цифру на 70.000; Карамзин сообщает о 800.000 сгоревших в Москве, а Костомаров - о 80.000) и, учитывая, что опричников было намного меньше, чем 15.000, вернее всего будет считать, что царь вышел в поход с 1500 опричниками. Из них 1000 составлял передовой отряд под командой М. Скуратова и 500 человек охраняли царя. Значение вопроса о численности опричного отряда в том, что количество участников похода прямо пропорционально числу казненных в Новгороде. Понятно, что если говорить о десятках или даже сотнях тысяч казненных, то тут и 15.000 стрельцов Зимина и даже 30.000 татар Горсея будет маловато. Но факты свидетельствуют об ином. Иоанн не собирался брать штурмом новгородские твердыни, он знал, что народ не позволит знатным заговорщикам закрыть перед ним ворота. Так и случилось. Передовой отряд арестовал знатных граждан, чьи подписи стояли под договором с Сигизмундом, и некоторых монахов, виновных в ереси "жидовствующих", которая служила идеологической подпиткой сепаратизма новгородской верхушки (52). Часть историков пишет, что были схвачены все монахи и священники, но известно, что царя встретил многолюдный крестный ход - не один же Пимен в нем участвовал!
После прибытия государя состоялся суд. Сколько было приговоренных к смерти изменников? Отбросим 700.000 Горсея и даже 70.000 Валишевского, он и сам сомневался в достоверности этого числа. Псковская летопись пишет о 60.000, но данные Новгородской, более близкой к событиям, в 2 раза меньше: примерно 30.000 человек. Однако, и это количество, на 5000 превышающее население города, не вызывает доверия у исследователей (53). Таубе и Крузе сообщают о 15.000 казненных, но находились они в это время на берегах Волги! Зато Курбский, как всегда, впереди всех - пишет о 15.000 убитых в один день, тогда как даже такой недруг России, как Гуаньино ограничивается 2770 убитых. Историк Р. Г. Скрынников, на основании изученных документов и личных записей царя, выводит цифру в 1505 человек (54). Примерно столько же, полторы тысячи имен насчитывает список, посланий Иоанном для молитвенного поминовения в Кирилло-Белозерский монастырь (55). Много это или мало для искоренения сепаратизма на 1/3 территории страны? Пусть очевидцы "восстановления конституционного порядка в Чечне" решают этот вопрос сами.
Но, может, все же правы те, кто сообщает о десятках тысяч "жертв царской тирании"? Ведь дыма без огня не бывает? Не зря же пишут о 5000 разоренных дворах из 6000 имевшихся в Новгороде, о 10.000 трупов, поднятых в августе 1570 года из братской могилы близ Рождественского храма? О запустении Новгородских земель к концу XVI века?
Все эти факты объяснимы и без дополнительных натяжек. В 1569-1571 гг. на Россию обрушилась чума. Особенно пострадали западные и северо-западные районы, в том числе и Новгород. От заразы погибли около 300.000 граждан России (56). В самой Москве в 1569 г. гибло по 600 человек в день - столько же, сколько, якобы, ежедневно казнил в Новгороде Грозный (57). Жертвы чумы и легли в "скудельницу" у новгородского Рождественского храма. Это подтверждается и тем, что погибших свозили в братскую могилу все лето (58), но только в августе их отпели. Значит, сначала "жертв опричного режима" искали по окрестностям, свозили к могильнику, не отпевая, хоронили (это в православной-то России! - авт.), а через 7 месяцев решили поправить ошибку и отпеть? Совершенно не в духе времени. Зато, если это были жертвы чумы, все становится на свои места. Умерших от "черной смерти", как это часто бывало в средневековых городах, хоронили быстро, стараясь поскорее избавиться от зараженного тела. Да и отпеть умершего не всегда была возможность, потому что от чумы умирали и священнослужители. Именно такая ситуация сложилась в Новгороде весной и летом 1570 года. По словам Карамзина, "голод и болезни довершили казнь Иоаннову, так что иереи в течение шести или семи месяцев не успевали погребать мертвых: бросали их в яму без всяких обрядов" (59). Показательно, что именно этих людей, погибших от чумы, Кобрин самым бессовестным образом приписывает "тирану" (60), не обращая внимания на то, что они погибли через несколько месяцев после отъезда Иоанна из Новгорода.
В феврале 1570 года царь направился к Пскову. Кобрин спешить сообщить, что хотя "погрома" в Пскове не было, "были, разумеется, казни (как же Ивану Грозному без казней-то обойтись! - авт.), погибло, возможно (выделено мной - авт.), несколько десятков человек. Среди жертв был игумен Псково-Печерского монастыря Корнилий и келарь Вассиан Муромцев" (61). Как хочется Кобрину, чтобы Грозный напоминал собой индийского демона Кали, увешанного черепами! Особенно красноречивы эти "возможно, несколько десятков человек"! Ну что они могут прибавить к славе тирана, только что уничтожившего 700.000! Но так хочется добавить еще немножко - и появляются эти "несколько десятков". Многие другие историки, в том числе и Карамзин, не решились на эти бессовестные несколько десятков. Зимин пишет о двух казненных: св. Корнилии и Вассиане (62). Дальнейшие казни, якобы задуманные Иоанном, остановил юродивый Никола. Наверно, только в историографии царствования Грозного несовершенные преступления можно ставить в вину.
Показательно отношение историков к святому праведному Николаю Псковскому. Понятно, когда гнусности о русском святом пишет иностранец. Но Горсей, по крайней мере, все же признает, что был свидетелем чудес, творимых юродивым (63). Но когда Костомаров кощунственно называет св. Николая "дурачком" (64) (прости меня, Господи!), то это далеко не с лучшей стороны характеризует историка, которого кто-то по ошибке назвал русским.
Что же касается смерти преподобного Корнилия и его ученика Вассиана, которых царь якобы приказал раздавить с помощью какого-то ужасного приспособления, то здесь историки опять повторяют байки Курбского. По словам митрополита Иоанна Ладожского, на это " нет и намека ни в одном из дошедших до нас письменных свидетельств, а в "Повести о начале и основании Печерского монастыря" о смерти преподобного сказано: "От тленного сего жития земным царем предпослан к Небесному Царю в вечное жилище". Надо обладать буйной фантазией, чтобы на основании этих слов сделать выводы о "казни" преподобного Иоанном IV. Мало того, из слов Курбского вытекает, что Корнилий умервщлен в 1577 году. Надпись же на гробнице о времени смерти преподобного указывает дату 20 февраля 1570 года. Известно, что в этот самый день святой Корнилий встречал царя во Пскове и был принят им ласково - потому-то и говорит "Повесть" о том, что подвижник был "предпослан" царем в "вечное жилище". Но для Курбского действительное положение дел не имеет значения. Ему важно было оправдать себя и унизить Иоанна" (65).
25 июня 1570 года состоялся последний акт новгородской трагедии, названный К. Марксом "самой невероятной зверской сценой" (66). Невероятное зверство началось с милосердия: из 300 изменников, покушавшихся на жизнь царя и целостность Российской державы были помилованы и отпущены на свободу 184 человека - почти 2/3 приговоренных. Остальные, в том числе казначей Фуников и печатник Висковатый, поддерживавшие связь между заговорщиками и польским королем (67), Алексей и Федор Басмановы - вдохновители свержения митрополита Филиппа, Вяземский, предупредивший новгородских участников заговора о провале их планов, а так же привезенные из Новгорода изменники, были казнены.
Продолжение
Ключевые Cлова: Иоанн, Валишевский, Иоанна, Борис, смерти, Карамзин, только, время, Грозного, Годунов, Кобрин, царевича, России, после, Горсей, Бориса, царевич, Годунова, этого, монастырь.
|
|
Распечатать
