В нашу крайне динамичную эпоху, насыщенную социальными противоречиями и конфликтами, многообразием политических интересов населения, в том числе и верующих, христианская теология не может быть в стороне от решения важных вопросов. Например, совместимо ли участие верующих в деле социально-экономического и правового формирования украинской государственности с их религиозными убеждениями или определяют ли они вообще и в какой мере, в частности, социально-политическую ориентацию.

Опыт истории и современная практика свидетельствуют, что религия никогда не выступала в “чистом виде”, как некое трансцендентное образование, оторванное от проблем общественной жизни. И это вполне объяснимо, так как религия отражает интересы и потребности различных слоев населения, как бы аккумулирует эти потребности и интересы, и, следовательно, несет в себе определенный заряд социальной энергии масс.

В период социально-политической стабильности воздействие религии на политическую жизнь ощущается в малой степени. Однако это влияние резко возрастает в период кризисов общественных отношений, социальной напряженности, политических катаклизмов.

Интенсивный процесс политизации религии в Украине в 80–90-е годы прошлого столетия нашел выражение в “возрождающихся” и “новых” религиозных движениях.

Действительно, Декларация о государственном суверенитете Украины, провозглашенная 24 августа 1991 года Верховным Советом УССР, предоставила обществу право конкретного выбора будущего пути новообразованного государства. Могло ли такое событие оставить граждан нравственно безучастными? Конечно нет. Свидетельством этому явилась поддержка Акта провозглашения независимости 90,32 процента населения, которые сказали: “Да, подтверждаю”. Демократический принцип соблюден, идея независимости облеклась в правовую форму, на карте мира появилось новое государство — Украина.

Перед верующими и неверующими появилась новая задача — необходимость дальнейшего поступательного развития Украины. Речь идет о коренном изменении всех общественных структур, переходе от одного политического и социально-экономического состояния общества к другому, принципиально новому — капиталистическому. Учебник “Новітня історія України” (Ф.Г.Турченко, П.П.Панченко, С.М.Тимченко, Изд. “Генеза”, 1998) характеризует это так: “Общественные изменения в таких масштабах справедливо называют революционными”, и далее — “от осознанности этой истины главными социальными группами и политическими силами страны зависит успех или неудача на сложном и тернистом пути преодоления старого и отжитого, утверждение нового, сохранения перспективы на будущее”. Вроде бы светское высказывание, но здесь мы находим несколько смысловых моментов, имеющих прямое отношение к христианству — “истина”, “тернистый путь” и “будущее”. Христианину как члену Церкви, сообразующему свою жизнь с Евангельским учением и готовящему себя ко спасению в вечности, бывает сложно разобраться в задачах, которые ставит перед ним гражданское общество. Именно на стыке христианского и государственного понимания складывающихся духовных ситуаций, появилась политическая теология. Краткий исторический экскурс в недалекое прошлое, поможет нам увидеть и украинское звено в общей цепи этого явления.

Область культуры была и остается единственным местом, где народы могли более или менее открыто выражать свой протест против сложившихся социальных порядков и находить какие-либо приемлемые для себя формы самоутверждения. Именно на этой почве в середине 50–х годов в странах “третьего мира” сформировалось идейно-теоретическое течение, представители которого считали: африканским народам прежде всего необходимо добиться “культурного освобождения”, что позволит изменить политические и экономические структуры. Вместе с тем, возникали не только новые организационные формы движения христиан, но активно развивалась и их теоретическая основа — “теология освобождения”.

Но уже в 60–70–е годы начинают преобладать националистические настроения. В эти годы все более широкое распространение получает концепция отказа от иных культурных включений при абсолютизации самобытности и исключительности африканской личности. На этой почве развиваются многочисленные “теологии негритянского освобождения”. Методологическим обоснованием права на существование специфической африканской теологии служит концепция историчности христианства на континенте, уникальности его религиозного опыта.

В 1977 году в Аккре (Гана) был проведен симпозиум теологов стран “третьего мира”, на котором обсуждались проблемы генезиса и развития “теологии освобождения”. Десятки теологов из различных стран Африки в своих выступлениях подчеркивали широту дифференциации различных направлений политической теологии: “теологии политики”, “теологии надежды”, “теологии мира”, “теологии революции”, “теологии освобождения” и т. д.

В зависимости от специфической проблематики того или иного направления, Иисус Христос рисуется в соответствующих образах. Как тонко подметил профессор богословия из США Д.Ферри: “С начала 70–х годов мы являемся свидетелями распространения различных форм “теологии освобождения”: негритянской, женской, латиноамериканской. В результате Он становится черным, феминизируется, в зависимости от стремления использовать Его наиболее эффективно”.

Профессор католического университета в Буэнос-Айресе Ф. Андрэ-Венсан дополняет следующее: “Не является ли “теология освобождения” южноамериканским эхом теологических утопий, рожденных старушкой Европой? “Теология освобождения” по его словам, развивается в русле современной философии, и все они несут на себе ярлык “Сделано в Германии”. Логика утверждаемого базируется на том, что наиболее видные представители “теологии освобождения” — Г. Гутьеррес, Л. Бофф,

Э. Дуссель и другие — получили теологическое образование в Европе.

Высказывая недовольство социальной заостренностью новых теологических систем, известный немецкий теолог Г. Кюнг писал: “Из христианского благовестия ныне выводят всевозможные постулаты — от национализма до выборности народных представителей. Определяемая политическими схемами мышления, современная критика общества объявляется почему-то “категориями христианского Евангелия”.

С аналогичной позицией выступают представители протестантских церквей. Так, член Национального Совета реформаторской церкви

Ж. Эллюль постоянно указывает на опасные стороны “социального запала” сторонников радикальной теологии, которые начинают с усиленного подчеркивания гуманизма Христа и заканчивают подменой его неким коллективным Христом и превращением христианства в этику революционного мессианизма.

В интервью корреспонденту итальянской газеты “Унита” 21 апреля 1985 г . бывший митрополит Киевский и Галицкий Филарет (Денисенко) заявил: “К сожалению, у “богословов освобождения” встречается недооценка значения веры. К примеру, можно привести недостаточное, по нашему мнению, внимание некоторых богословов к универсальному характеру спасения, принесенного на землю Господом нашим Иисусом Христом. Недооценка его универсальности приводит к пониманию спасения как категории социального характера”. Перед этим бывший митрополит, правда, отметил, что критика “богословов освобождения” должна быть доброжелательной, чтобы не нанести вреда той благородной цели, к которой столь самоотверженно устремляются наши латиноамериканские братья и сестры”.

Украина не относится к странам “третьего мира”, но именно в ней подобным же образом возникла весьма стойкая форма неотеологии — “теология национального освобождения”. По иронии судьбы проводником революционного мессианизма, его “свежим” и ярчайшим выразителем стал сам Михаил Денисенко (Филарет), приняв вскоре титул “патриарха Киевского и всея Руси-Украины”.

И это не удивительно, ведь в период переходной экономики (официальный экономический статус Украины), при очень абстрактном видении перспектив развития, образовываются и переходные формы социальных институтов, множество политических партий, в том числе и околоцерковных образований. В круг украинской православной действительности перестроечного периода одновременно вошла целая серия новоявленных “церквей”. Руководители подобных образований стремятся разработать такую концепцию неоправославия, которая помогла бы им вписаться в современную революционную эпоху, ставя в центр теологической рефлексии отношение к социальным переменам. Новоявленные “богословы освобождения” пытаются замкнуть Бога в спираль социальных конфликтов, свести христианскую весть к национально-политическим учениям.

Несомненно, что общие начала в тенденции аберрировать теологию в зависимости от изменяющихся социальных условий, произрастают из почвы, хотя и разнородной, но в целом уже порядком сдобренной реформацией, из почвы европейской. Свое естественное развитие ложные теологические воззрения получили в странах Африки, Азии, Латинской Америки сразу, как только там появились независимые государства.

К концу 90–х процесс интеграции этих государств в русло политико-экономических и правовых норм мирового сообщества завершился, и всякое теологизирование в сфере “новых” национально-религиозных идей закончилось.

Именно в этот период “новые” теологии возвращаются в Европу. И как вы думаете куда? Конечно же в Украину — государство, только что ставшее независимым. Каков же механизм инициации этого явления, по духу и природе чужеродного православному вероисповеданию?

На рубеже трансформации советской Украины в независимое государство первой “ласточкой” в деле секуляризации религии стала “Украинская Автокефальная Православная Церковь”, что вполне соответствовало “теологии национального освобождения”. Ведь на историческом переломе можно легко взрастить любые социальные, церковные и другие концепции, от философско-теоретических, культурологических, исторических до общегуманитарных. Общественная мысль не сопротивляется, она жаждет перемен. Впереди еще нет “самостоятельно” прожитых одиннадцати лет. Никакая теория не улежалась на весах времени, существуют только идеализированные, подкупающие своей “новизной” взгляды, требующие от блуждающего сознания одного — самореализации.

Характерно, что в конце 80–90-х годов, в Киеве, идея автокефалии возникла на почве “Украинского культурологического клуба”, состоявшего из литераторов, журналистов, писателей мистико-философской ориентации, а вовсе не в церковной среде, в которой таким идеям изначально была бы дана однозначно отрицательная оценка. Такова природа любой абстрактно-созерцательной революционности, стремящейся без разбора расширить сферу своего влияния, даже на почву совершенно ей незнакомую, неизученную и, судя по всему, неведомую, — церковную.

Внезапно озаренное духом свободы совести, затемненное сознание “интеллектуальной богемы”, выдало “на-гора” все скрытые аспекты национальной и религиозной памяти с их исторической патологией.

Для обоснования положения о “революционных потенциях христианства” в украинскую “неотеологию” вводится ряд новых понятий, а также под определенным углом зрения пересматриваются традиционные концепции с тем, чтобы придать им новое социальное содержание. Фундаментальные понятия обязательно должны включать элемент новизны — “автокефальная”, “национальная”, “независимая”, “наша вера”, “наша церковь”, “новое рождение”, “новая земля”, “новый человек”, “родная вера”, “новый патриарх”, “киевский патриархат” и т. д. Непривычное расположение слов симулирует изначальную истину, давая явлению способность быть новым только на словах. На некоторое время поразительное свойство языка приковывает внимание, но вскоре теряет значение и оказывается личиной. Все это создает видимость тотального поворота к возрождению, которое занимает в жизни человека не просто отрезок истории, а заканчивает собой всю “плохую” предысторию, и открывает истинную историю.

Достаточно было нескольких собраний для того, чтобы из отдельных членов клуба создать “Инициативный комитет”, который, собственно, и начал очередное появление УАПЦ в Украине.

В его состав входили киевские культурологи, литераторы и др., словом, те, кто под предлогом “быстренького” освобождения от атеистического воспитания, с головой ушел в созидание “нового мира”, совершенно сознательно, по внутреннему убеждению избрав христианское вероучение как аргумент, а, точнее, как инструмент в своих политико-религиозных изысканиях. Далекие от основ православного вероисповедания люди взялись за создание независимой (автокефальной) псевдоцерковной группы, для большей значимости приставив к ней слово “православная”. В такой безыскусности эфемерные и экзальтированные выражения превратились в идеологическую основу “теологии национального возрождения”. Известна дата, определена и концепция.

Вот как об этом упоминает в своей брошюре, изданной в США под названием “Автокефалия Украинской Православной Церкви” Александр Воронин: — “…15 лютого 1989 року Ініціативний комітет на чолі з отцем Богданом Михайлечком з самого початку твердо поставлено на шлях автокефалії”.

За полгода ударной групповой деятельности возникает самиздат под названием “Наша Віра — православ'я”, главным редактором которого становится не богослов по образованию, а вечно политиканствующий мысленосец-западник Е. Сверстюк. Выходит первый номер газеты и… “просветитель” Богдан оставляет возрожденческий комитет. Больше о нем не упоминается. Таким образом, киевская группа, заявив о себе, как о подлинном источнике духовной благодати, еще не успев разрастись, вдруг остается без “пастырского” окормления. О таких метаморфозах принято помалкивать. Из диаспоры, как оказалось, никто на подмогу приезжать не хочет. Неизвестно, сколько бы эта жизнь “вне града церковного” продолжалась, если бы 19 августа 1989 года Львовский приход ап. Петра и Павла не объявил о своей собственной и полнейшей “автокефалии”.

Упоминаемый автор труда “Автокефалия…” А. Воронин, забыв о киевлянах, в порыве эмоциональной чувственности называет львовян пионерами украинского национально-церковного возрождения, которые “… рішуче заявили: “Патріархи-чужинці не наведуть у нашому домі ладу. Це мусимо зробити ми самі”. Вот и получается — не успели стать пионерами, а уже подавай патриарха. Это, собственно, и есть явный симптом спорадических движений зарождающейся “теологии национального освобождения”.

Отчетливо видно, что с самого начала автокефальное движение разворачивается в двух разных концах Украины, образуя, так сказать, базисные общины в Киеве и Львове, и каждое под своим организационным началом.

Киевский “Инициативный комитет”, теряя стратегическую позицию, сразу ушел в тень львовского откровения, ведь там было самое главное — совершители церковного Таинства — протоиерей Владимир Ярема и священник Иван Пашуля (вскоре навсегда уехавший в Австралию). Произошел церковный раскол. Это и заставило бывшего митрополита Киевского и Галицкого Филарета (Денисенко) выступить с осуждением совершившегося раскола и носителей идеи автокефалии на страницах газеты “Вечерний Киев” (8 сентября 1989г.). Он восклицал: “Ее авторы поддерживают образование в республике так называемой Автокефальной Православной Церкви, которая была создана на Украине в годы гражданской войны, а затем распущена. Не зря ее называли в народе самосвятской, так как она не была законной. Деятельность этой церкви возобновилась с приходом на украинскую землю немецко-фашистских захватчиков, с ними ее представители ушли на Запад. В настоящее время около двух десятков приходов-автокефалистов существуют за границей, но их не признают другие Православные Церкви”.

Трезвость оценки экзарха того периода давала ему возможность очень точно выделять суть происходящего. Судите сами: всего одна характеристика событий и нам становится известно, что уже было два периода возрождения и конца автокефалии. Во время гражданской войны — первое и во время Великой Отечественной — второе. Собственно, исторически любые расколы привязаны к политическим и социальным катаклизмам.

Посредством исторической ретроспективы прошлого автокефалистов экзарх вводит и понятие “запад”, что тоже метко подмечено, ведь именно с начала 1989 года украинская редакция радиостанции “Свобода” интенсивно “обмолачивает” тему автокефалии, убеждая жителей советской республики в необходимости иметь свою “национальную церковь”. Сигналы в эфир несутся прямо из немецкого города Мюнхена, что действительно дает основание верить тому, что самосвятская церковь ушла с отступающими в 1945 году немцами на запад. Хотя, учитывая, что радио “Свобода” финансируется Конгрессом США, государством не просто западным, а находящимся западнее некуда, то слова экзарха звучат просто академично. Но все же поступки экзарха, в отличие от его риторики, несколько настораживают. Ведь им было сказано то, о чем все знали, но вот ни единой миссионерской поездки в очаг раскола предпринято не было. Ни тогда, ни, тем более, позже.

Вскоре вышел очередной, за октябрь-ноябрь, номер самиздата “Наша віра — православ'я ”, из которого можно узнать, что 20 октября 1989 года во Львове на соборное обращение священников к епископу Иоанну (Боднарчуку) взять под свою “опіку” автокефальное движение было дано благосклонное согласие.

22 октября 1989 года в Петропавловской церкви г. Львова состоялась первая “архиерейская” служба “архипастыря”. Так формализовался третий период возрождения автокефалии в Украине.

Сдерживание роста автокефалии перешло в русло поучительной полемики. На салют постулатов, вылетевших из теологических орудий “неоправославия”, на одной из пресс-конференций прозвучал уверенный ответ бывшего митрополита Филарета (Денисенко): “Хотів би нагадати, що в Православ'ї немає національної Церкви, що обмежується державною територією. Під назвою Українська Православна Церква слід бачити її територіальну, а не національну ознаку. І не слід розуміти, що до неї входять лише українці. Всім добре відомо, що на території України поряд з українцями проживають росіяни, білоруси, гагаузи, болгари, греки, євреї і т. д., які сповідують Православ'я. Тому наша Церква територіально українська, але за складом — багатонаціональна, хоча більшість у ній становлять українці”.

Но, несмотря на убедительность сказанного, развитие раскола идет планомерно и поступательно. Наращивается “епископат” и “первоиерарх” Иоанн находится в окружении уже шести ”архиереев”, — еп. Василия (Боднарчука), еп. Владимира (Романюка), еп. Андрея (Абрамчука), еп. Даниила (Ковальчука), еп. Романа (Балащука) и еп. Николая (Гроха).

Всплеск обновленчества захватил Западную Украину. На одном дыхании, без оглядки, приходы спешат преображаться в иное, более “совершенное” супернациональное качество, просто революция какая-то, да и только.

Если обрядово-культовая сфера сформировалась под влиянием местной или региональной этнической культуры, то став со временем “своей”, “нашей”, “родной” и т. д., она превращается в религиозный демонстратизм (фанатизм), разрушающий те вероположения, которые берется отстаивать. Ясно, что во всех этих случаях религия ни при чем, налицо уклонение от религии под личиной религиозной ревности. Принципы устройства церкви — только предлог. Суть дела в национальном самолюбии и узкопоместном соперничестве, в отсутствии подлинно-христианского понимания церковного единства, в неуважении к догматам. Национальный контекст, коснувшись области веры, обратился в суверенный произвол, ничего общего не имеющий с историческими процессами, связанными с уходом Советского Союза с мировой политической арены. Митрополит Швейцарский Дамаскин (Папандреу) по этому поводу пишет: “Однако, сенсационный распад этого содружества (СССР. — Прим.авт.) вывел на авансцену забытые болезненные националистические или этнофилетические пароксизмы, угрожающие не только истинному содержанию национального самосознания народов, но и их мирному сосуществованию (“Православие на пороге третьего тысячелетия”. Изд. “Альтернативы”. Киев, 1999, с.29). Еще в начале прошлого века известный немецкий философ Карл Ясперс отмечал: “Более того, и на Западе христианин не связывает свое эмпирическое постижение истории с этой верой. Догмат веры не является для него тезисом эмпирического истолкования действительного исторического процесса. И для христианина священная история отделяется по своему смысловому значению от светской истории”.

Нагорная проповедь Иисуса Христа предназначена для всех и принадлежит всем. Нет такого национального признака, по которому ее можно было бы национализировать.

Флаг, герб, гимн — самые выразительные, обобщающие символы любого государства, его идеологического статуса, но не Церковь Христова. Вера в Бога не может быть адекватна ни смысловым, ни зрительным символам, которые меняются каждый раз при смене политического строя. Политический интерес, закамуфлированный под авторитет христианства, является идеологической интригой, ядром всяких старых и новых “теологий национального возрождения”. В открывшихся потоках околоцерковного разглагольствования становится легкодоступной спекуляция фундаментальными категориями, в том числе и такими, как свобода совести.

В наше время не составляет особых трудностей создать и зарегистрировать Одесский, Черниговский или Вселенский Патриархат и на почве любой популистской идеи, находясь в плену личной или национальной страсти, включиться в изнурительную борьбу за самоутверждение. Такого не бывает, чтобы один православный был православней другого. Нет ни богословского, ни догматического, ни христологического, ни святоотеческого критерия для того, чтобы так утверждать. А тут — назвались, как удобнее было, и уже — мы лучше! Вместе с тем, не надо забывать, что взаимозаменяемых религий не существует, и если силою порока изобретена своя собственная религия, то нет никакой необходимости отождествлять ее с Православием. Настойчивое навязывание православным такой самодельной религии является ни чем иным, как умышленной дискредитацией подлинного Православия.

Многие церковные деятели, либералы, идеалисты и интеллектуалы, радикализируясь, нуждаются в организационном оформлении. Вот и Л.Лохвицкая в статье “І відчиняться двері храмів…” (“Літературна Україна”, 21 червня 1990 р.), указывает на эту возникшую необходимость: “Нова хвиля відродження УАПЦ на рідних землях прокотилася по православному українському морю в теперішні “перебудовні” часи. Не минуло й півтора року, як Церква піднялася майже із суцільної руїни і зібрала в своїй огорожі тисячі вірних, кліриків і мирян”. И далее добавляет: “Відроджена Церква відчула необхідність Всеукраїнського Собору”. Съезд “верных” проходил 5-6 июня 1990 года в здании, известном киевлянам как “Дом кино”, где кроме утверждения устава произошло, пожалуй, самое интересное: “Собор обрав на український Патріарший Престол первоієрарха УАПЦ в США і діаспорі Блаженнішого Митрополита Мстислава (Скрипника), якого надалі слід іменувати Патріархом Київським і всієї України”. Вот так, в неполные полтора года, во времена “перестройки” была сработана претендующая на тысячелетнюю историю “национальная”, ни от кого не зависящая “Украинская Автокефальная Церковь” с заокеанским “патриархом” во главе. Надолго ли?

Отдавая дань демократии, 2 октября 1990 года Совет по делам религий при Совете Министров УССР регистрирует “Cтатут про управління УАПЦ” (Протокол №11), а 19 марта 1991 года тем же органом регистрируется “Цивільний Статут патріаршої канцелярії УАПЦ. Офіційна назва — Київська Патріархія” (Протокол №3). Завершая торжества, 26 марта 1991 года, все тем же органом зарегистрирован и “Цивільний Статут Єпархіального управління Київської єпархії УАПЦ” (Протокол №3). Спасибо тебе, советский чиновник советской атеистической Украины.

Просветительская “лучезарность” новотворцев-идеологов внедряла в украинское сознание идею “теологии национального освобождения”. Вот уже несколько десятилетий богословская мысль не обходит стороной и всего, что подпадает под термин революция. Пол Леман полагает, что вместо приверженности революционным схемам и идеологиям, сама природа теологизирования была динамическим концептуальным ответом на конкретный исторический случай в стремлении сделать его более гуманным. Подобное определение является смягчением по сравнению с попыткой христиан устроить “христианскую революцию”. Но как не может быть “христианских” политических партий, так не может быть и “христианской революции”. Профессор Хайнц-Дитрих Вендланд в выступлении на конференции “Церковь и общество” в Женеве (Швейцария) летом 1966 г ., подчеркнул, что “Христиане не устанавливают какие-либо “христианские” порядки, системы, государства и общества; ибо их задача — гуманизировать секулярный строй, и даже самый малый реальный прогресс, который может быть при этом достигнут, более важен, чем наиболее совершенная христианская утопия, поскольку он гарантирует реальную помощь в определении людей и социальных групп”. (Из доклада Й.М. Лохмана “Экуменическое богословие революции”, “Новое богословие”, № 6, Торонто, 1969, с.105.)

Таким образом, христианские гуманные революционные схемы и идеологии не могут быть абсолютизированы, но всегда будут подчинены суду грядущего Царства. Поскольку революция означает или ожидание, или совершение успешного протеста, то появляется искушение к идолопоклонству, полной идентификации революции и христианства, или какой-либо иной идеологии, типа “теологии национального возрождения”. По причине такого отрицания прошлых и абсолютизации настоящих и будущих форм Роланд Смит считает, что революционеры превращаются или в угнетателей, или в еретиков. (Роланд Ф. Смит. “Богословие бунта”, “Новое Богословие ”, №6, с.141.)

Сродни идолопоклонству является опасность вероотступничества. Христианин оказывается с таким энтузиазмом вовлеченным в борьбу и настолько отдаляется от канонов и церковного права вообще, что вера оказывается забытой. Призыв участвовать в Божьем действии в истории всегда включает проблему распознавания, где и как действует Бог. Поскольку Бог не обязательно должен быть на стороне всякого революционера, то христианин нуждается в трансцендентности видения Царства, с тем, чтобы оценивать революцию и свое участие в ней. Христианин, если искренне желает знать правду, всегда сможет увидеть ее внутри себя в своей совести и в Евангелии.

Политизация религии в Украине получила свое развитие, приняв многоплановый характер. Политические лозунги, преподносимые в религиозной оболочке, используют представители различных социальных классов, слоев населения и политических сил.

В отличие от традиционной теологии, в “теологии освобождения” и “теологии революции” эсхатология понимается не как спасение через веру, но как осуществление обещанных пророчеств, создания царства Божьего на земле, в данном случае, на украинской земле. Множества “независимых” околоцерковных группировок с самостоятельными и противоречивыми “теологиями возрождения” берут начало из ложно трактуемого церковного термина “автокефальность”, отрывая богословие от универсальности опыта церковного тела. Пародируя политико-экономическую ситуацию, “неопросветители” создали “независимые” деформированные псевдоцерковные структуры.

Ответ на духовно-просветительскую экспансию нового времени прозвучал из уст бывшего митрополита Филарета (Денисенко) со страниц украинского “Православного Вестника” (№4/1990, с.5): “Исходя из канонических принципов, что автокефалия не учреждается самочинно, а даруется высшей властью кириархальной Церкви, что непременным условием автокефального бытия Поместной Церкви является наличие в ней не менее четырех (в крайнем случае, трех) епископов, чтобы по уходе одного из них новый епископ мог быть рукоположен на кафедру ушедшего епископатом самой этой Церкви, и что одна автокефальная Церковь не может быть расположена на территории другой автокефальной Церкви, а также учитывая нарушения церковной дисциплины, предусмотренные 14-м и 15-м правилами Двукратного Собора, 31, 35, 15, 16, 12-м Апостольскими правилами и другими, Архиерейский Собор подтверждает определение Священного Синода от 14 ноября 1989 года относительно бывшего епископа Иоанна (Боднарчука) и заявляет о полной неканоничности провозглашенной им “Украинской Автокефальной Православной Церкви греко-украинского обряда”. И опять — сказано просто и ясно.

Ведь “автокефалия”, возникнув на стыке времен и социальных потрясений, не интересуется канонами и внутренним устройством церкви, ей достаточно внешнего благообразного вида. Историческому моменту для его политического пафоса, для его философско-литературного умиления большего и не надо. Это движение, явив себя гуманитарным плавуном как общества, так и общественного сознания, пугает настоящих верующих не бездной своего непонимания места и роли Церкви, а тем, что под его блуждающее влияние попадают все новые и новые души. Страшная опасность для человека заключается в том, что поддавшись обману, обольстившись новизной, став “господином на час” в своих глазах, он незаметно для себя делается “рабом на вечность”. Политики, пытающиеся устроить свой политический имидж за счет Церкви, обольщают народ тем, что путь к экономической и подлинно национальной свободе должен проходить под знаком веры, ловко подсовывая в такие исторические моменты “свою национальную веру”.

Из всех бывших республик СССР такое “розмаїття” состоялось только в Украине. Высказывания вроде: “У незалежній державі має бути незалежна церква” только стимулировали всю безответственность совершаемого, вырывая из груди обманутого народа громогласное “Ура!” Четких инструкций по поводу независимой церкви не поступало даже из независимых Соединенных Штатов, а вот насчет “ура” — сработало. Да так, что эхом вновь и вновь отдается в сознании православного христианина, трансформируясь сквозь годы в тяжелое слово — беда.

Да, братья и сестры, беда постигла украинский народ. Постигла в самый начальный момент становления Украины, становления ее государственности. Верилось в то, что политики займутся правильным выбором пути развития молодой республики, что каждый будет профессионально и по призванию делать то, чему обучен и с чем был знаком. История предложила дорогу к успеху и все способствовало этому, политики же вновь избрали только один путь — “тернистый”. Как будто мало было того тернистого пути для Украины. Не этим ли путем шла она сквозь века к своему историческому рубежу 1 декабря 1991 года? Разве мало самого поучительного, без орудийного залпа, без громогласных “ура!”, без политической терминологии, — тернистого пути Бога нашего — Иисуса Христа? Не Его ли падающая драгоценная кровь на страдном пути соизмерима крови, пролитой дедами нашими и отцами на полях брани Киевской Руси? Не для Него ли была открыта дверь в первую очередь, чтобы укрепить изможденный дух, чтобы назвавшись однажды христианином, оставаться им согласно Его учению до конца?

Если да, то почему, распахнув дверь независимости, некоторые не впустили Его? Может быть потому, что политики, которым доверяли, к сожалению, обучены были атеистическим государством и наверняка в их зачетных книжках по атеизму стоит оценка — отлично. Вот оказывается, что лежало в основе надвигающегося раскола в Украине. Патентованный атеизм, умноженный на жалкую приспособленческую слабость человеческой природы.

Так и хочется подучить новоизбранных президентов, что в своем христологическом аспекте Церковь представляется абсолютной, непоколебимой, незыблемой основой, о которой говорит апостол Павел: “Итак, вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу, быв утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем, на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святой храм в Господе, на котором и вы устрояетесь в жилище Божие Духом” (Еф. 2, 19–22).

Перед политиком любого ранга ставятся совершенно конкретные цели, которые он и обязан решать, неся ответственность перед обществом. Никаких дополнительных функций от него не требуется, тем более функций церковного устройства. Политикам необходимо усвоить, что Христос отверг эту зависимость религии от политики, от национальных учреждений и настроений. Он положил основание церковного объединения, объединения вселенского, сверхнационального, самобытного, не подлежащего влиянию национальной обособленности. Объединять свою Церковь Он поручил не еврейскому синедриону и не государственной власти, а Им же учрежденной апостольской иерархии. Церковь динамична, устремлена к своей конечной цели, к соединению каждой человеческой личности с Богом.

Культурологизированная, “автокефальная” философско-религиозная группа, а точнее ее руководство, отчетливо понимало, что после спада активности масс, связанных с переключением интереса от политических процессов к экономическим, как это всегда бывает, необходимо будет искать новые рычаги для своего социального утверждения. Ее рупор — газета “Наша Віра” (№7, октябрь 1999 г .), периодически отстреливается статьями вроде “Митрополит Філарет поза часом”. Вот как звучит ее мнение: “Розмови М. Філарета в сталінському дусі проти української автокефалії та проти українських католиків загальновідомі. Ну, а мільйонів протестантів в Україні М. Філарет не помічає — з обов'язку служби. Хоч би якимось вітром повіяло, або просвітком свідомості, що стоїмо над прірвою… Саме пора про людину і про народ подумати, і може пора остання…”, — заключает издание, уже успевшее под демагогический шумок избавиться в своем названии от слова “Православ'я”.

В обострившейся полемике идеологи “автокефалии” стали обращать внимание на каноническую сторону вопроса. И это начинает беспокоить, наводить на мысль о поре последней… тем более, что из их рядов бежит “первоиерарх” Иоанн (Боднарчук).

И тут начинается самое главное. Апофеоз мысли, апогей “церковного” строительства. Это и трагедия и комедия... бестселлер украинской расколоцерковной укороченной истории, начертанный пером квазиправославных “революционеров-теологов”. Произошла некая флуктуация в формировании национального сознания, как у младенца, которому показали игрушку другой расцветки и она тотчас стала самой любимой.

Случилось так, что бывшего митрополита Филарета (Денисенко) не избрали Патриархом Московским и всея Руси, а наоборот, через некоторое время не только отстранили от руководства церковью, но и лишили всех степеней священства. Перед обличенным и уже светским человеком Михаилом Антоновичем (бывшим митрополитом Филаретом) встал вопрос — как быть дальше? Точно такой же вопрос стоял и перед “автокефалами”, в руководстве которых происходили непредсказуемые и систематические рокировки, порой доводящие до умопомрачения своих адептов. И вот, в нужный момент, в нужном месте встретились две социальные субстанции — эгоцентричная иррациональная личность и “теология освобождения”. Время поджимает. Надо что-то делать... Выход из “богословского кризиса”, надо полагать, не был мучительно долгим и болезненным. Никаких сомнений, столь отягчающих душу. Каноны, прежние убеждения, церковная дисциплина, память о прошлом, недавнее идеологическое противостояние… От всего решили себя освободить, как от ненужной химеры. Все это не ново, все это уже было. Любая случайность, надо полагать, лишь непознанная закономерность. В украинском варианте эта закономерность выдает себя очередным “ура!”.

23 июня 1992 года создается “Комитет защиты украинского православия” (опять комитет), и уже 25 июня в здании Митрополии УПЦ (на ул. Пушкинской, 36), смещенным с Киевской кафедры и с поста Предстоятеля УПЦ, бывшим митрополитом Филаретом (Денисенко) с одной стороны и администрацией Патриаршей Канцелярии УАПЦ с другой, был скоротечно проведен “объединительный” Собор, который и породил Украинскую Православную Церковь — Киевский Патриархат.

Новый Киевский Патриархат, а точнее второй, уничтожает первый Киевский Патриархат, который уже был в лице УАПЦ. Приблизительно так Каин убил Авеля...

А как же солнце “автокефалии”, воссиявшее над Украиной? Оно потухло, его спектр уже просматривается и без очков. В угоду политической конъюнктуре культурологи и литераторы совершенно сознательно и запросто вместе с водой выплеснули и ребенка — “тысячелетнюю” УАПЦ третьего периода возрождения.

“Страшно подумать, до чего мы докатились”, — так озаглавил свою статью митрополит Иоанн (Боднарчук), “первоиерарх”-уклонист автокефального движения. Он отмечает: “Наша церковь стала не той церковью, какой ее хотели видеть духовенство и украинский народ… Как первоиерарх нашей Церкви я решительно заявляю, что все горе-епископы, а с ними и те епископы, которые не имеют канонического освящения, отныне находятся под тяжким грехом, не имеют права больше служить в епископском сане и выступать от имени УАПЦ. Поскольку я не буду благословлять Вас на дальнейшую церковную деятельность, так как Вы, добиваясь всякими нечестными способами власти, с которой не можете справиться, сами отошли от меня, как блудные сыны...” (Независимость, 1 июля 1992 г .).

А вот оценка “объединительного собора” патриархом Мстиславом, примчавшимся по этому поводу из-за океана: “В нинішній приїзд хотів зустрітися з паном Президентом, аби поставити йому лише одне запитання. На жаль, його підлеглі мені відповіли, що Президент відсутній, хоча по телебаченню демонстрували його повернення додому. Я не розумію нині Президента. Що або хто примушує його гладити “по шерстці” Філарета?… Я ще ніколи не опинявся в такій ситуації, як нині в Україні. З Філарета зняли сан, коли він був членом Синоду Руської Православної Церкви. Вселенський Патріарх та інші глави Помісних Церков погодилися з подібним рішенням. Отже, підтримувати Філарета — це йти перш за все проти Вселенського Православ'я… Я зустрічався з усіма архієреями УАПЦ. Філарету сказав відверто, щоб він ішов відпочивати, сховався десь. Я не буду його судити. Ніколи не мав ніяких контактів, навіть формальних, з його об'єднанням”. (Вісті з України, №5, 1992.) И это действительно так: Мстислав до конца своей жизни не имел более контактов с Филаретом. Никаких.

В статье “Політичний розкол в Україні” А. Волошин приводит пример прямого вмешательства в дела украинского православия со стороны политиков: “Про ту реальну підтримку, яку надають Філарету з боку урядових кіл, свідчать два факти. По-перше, Держтелерадіо України надало кілька годин часу для висвітлення у повному обсязі конференції духівництва й віруючих на підтримку митрополита Філарета. Його відкритий лист до Патріарха Олексія та Московського Синоду першою і в повному обсязі надрукувала газета Верховної Ради України “Голос України”.

Отже, Філарет у своїй боротьбі спирається на дрібне й середнє духовенство й негласну, але ефективну підтримку українського керівни-цтва”. (“Українське православне слово”, №7–8, липень-серпень 1992 р. Савт-Банд Брук. США.)

Неужели православный народ Украины рассматривался государственными деятелями и прожектерами как некий материал для политической механики?

Народные избранники, призванные к тому, чтобы земля, как сказано в Библии, “потекла молоком и медом”, вместо государственного строительства занялись созиданием “национального” православия. Прекраснейший пример государственной политики компромисса с ересью. После правового насилия, совершенного над пусть даже и заблуждавшимися братьями нашими, ее горячие сторонники приступили к новому — четвертому возрождению. Три года желто-голубой флаг развевался над Украиной, три года пелись песни о свободе и независимости, и именно в это время под шум фанфар и фейерверков была ликвидирована “автокефальная” группа и ее “Киевский патриархат”. Шило с помпезностью меняется на мыло. Ну что можно сказать — “Що маємо, те маємо”. Под таким девизом госфункционеры создали под себя доктринерскую и институционализированную церковь. Некоторые маются с ней и до сегодняшнего дня.

Недолго заставила себя ждать и радиостанция “Свобода”, рупор подлинной демократии, ну и, естественно, свободы. Вот о чем она вещала: “Сьогодні противники об'єднаної української церкви виступають за відродження УАПЦ. Навіщо? Адже Автокефальна Церква відіграла свою роль, а в такому вигляді, який вона мала до об'єднання, її вплив на мільйони українських православних носив швидше декларативний характер” (Максим М'якенький. Прес-реліз, №4, УПЦ-КП, січень 1993 р.). Что же это: онтология несчастного случая или вышитая крестиком в украинском стиле историография “автокефалии”?

Имеющийся раскол в Православии не несет в себе ничего грандиозного и эпохального, как утверждают те, кто его породил. Наоборот, он отделил человека от Бога, полностью втянув его в суетность и бессмысленность борьбы за “свою веру”. Православная вера пришла на славянские земли из глубины веков, пронося до наших дней всю полноту и живую силу духовного дара Нового Завета. На костях мучеников основалась Церковь Божия.

Подвижнический дух святых пастырей, святителей, преподобных мужей и жен, праведников, десятью столетиями запечатлен спасительною молитвой Православной Церкви на всех землях Киевской Руси.

Все, кто от мира сего, под любыми предлогами, в разных формах, пытаются спекулировать этим, заранее предают себя забвению, “но они не много успеют; ибо их безумие обнаружится перед всеми” (2 Тим. 3, 9 ), и “Их конец — погибель, их бог — чрево, и слава их — в сраме” (Флп. 3, 19). Пусть они знают, что призрак раздробленного церковного общества породил и призрак мнимого спасения. Ведь член, отсеченный от тела, не имеет жизни, и именно от этого предостерегает слово апостольское: “...берегитесь злых делателей” (Флп. 3, 2).

Мнимое обладание истиной, духовное “счастье” автокефалистов и денисенковцев в образах “киевских патриархатов”, “национальных церквей”, подпитанных теологиями “возрождения”, является для всех, кто идет таким путем, лишь скрытой подготовкой к настоящей духовной смерти. В раскольнической среде, метаясь от одного отрицательного духовного опыта к другому, христианский взгляд неизбежно превращается в демонологические воззрения.

Имеющиеся в Украине псевдоправославные церкви не что иное, как энгармонически равные тональности, разнящиеся лишь по названию, но звучащие одинаково. Очевидно и то, что их “дирижеры”, пристраиваясь к многовековой православной культуре, вносят явный диссонанс в сложившуюся гармонию величания Иисуса Христа Вселенским каноническим православием.

Десять столетий животворящей благодати Христовой… и шестнадцать лет самоудаления от освященного по благопреданному чину Храма, от его благодатных Таинств, при полном отсутствии страха Божия. Делатели новой жизни занимаются главным образом тем, что в ослеплении строят “вавилонскую башню” до небес, определяя ее как самостоятельный выбор, и не хотят в своей гордыне видеть то, что беспристрастная история потеряла уже счет прежним “вавилонским башням”. Ущербность церковного передела очевидна.

Сущность и природа происходящего на украинской церковной ниве в целом не перекликается ли с сущностью и природой греха Адама и Евы, которые тоже возжелали быть самостоятельными и жить в независимости от Бога, от Его благих заветов? Процесс искупления человека долгий и медленный. Каким же будет процесс искупления многих угасших духом?

Извращенный и болезненный национализм, ничего общего не имеющий с подлинно христианским отношением к своему народу, есть настоящая ересь в недрах Православной Церкви, действительно угрожающая делу спасения. Национализм разъединяет верующих, ослабляет их духовную жизнь и способствует распространению безбожия. Повсюду, где свирепствует эта болезнь духа, она калечит и убивает не только веру, но и подлинную, христианскую любовь к своему отечеству и к своему народу. Национализм есть искажение церковной жизни и заветов Христовых племенным началом, коллективным эгоизмом, “самостью”. При национализме иерархия и церковный народ духовно бессильны, так как все в руках “нации”, в которых обыкновенно преобладают люди, слабо верующие или даже враждебно относящиеся к религии. Вредно отзываясь на духовной жизни верующих, национализм тем самым ослабляет “душу” народа, порождает опасные друг другу враждебные движения. Задумайтесь, о чем пишет газета “Наша Віра”: “3-го червня до Києва прибув митрополит Володимир Сабодан разом з кількома тисячами фанатично настроєних “віруючих” антиукраїнської національності…” (№14 (29), 1992 г .). От национализма к нацизму всего полшага.

Германские идеологи 30-х, вскармливая национальное достоинство своего народа подобными человеконенавистническими лозунгами, очень быстро довели немецкую нацию до полного духовного кризиса и политического раздела. Нам всем надо постараться, чтобы такой сакраментально-возвышенный мистицизм обошел Украину стороной.

В среде наших национальных раскольников произошли неисчислимые перемещения “духовенства”, попытка систематизации которых просто бессмысленна.

Вот что беспокоило вдохновителя первого периода возрождения УАПЦ митр. В. Липковского: “УАПЦ не встигла ще досягти справжньої всенародної соборноправності, а досягла хіба “радоправ'я”, тому й єпископи УАПЦ в великій більшості не були справжніми обранцями Церкви, а випадковими для неї особами” (Зінченко А.Л. “Благовістя національного духу”, с.163). Глава окружного церковного совета А.Баранько добавляет: “Проскурівська УАПЦ вся роз'єднана, сидить по своїх кутках і, коли жиє спільним церковним життям, то ця спільність випадкова, недовготривала. Це є соборні служби на дні храмових свят. Але ця об'єднаність духовної сили не дає, бо дух забивається горілкою, й об'єднанність кінчає часто-густо сваркою”. (Там же, с.136.) Расколы в самом расколе, и тогда, и сейчас, образуют все новые и новые украинские апостольские, автономные и реформаторские группы, которые вот-вот возжелают иметь своих патриархов. Достаточно напомнить, что подготавливается новое и самое “настоящее” объединение УАПЦ четвертого поколения и УПЦ-КП первого. Просто смешно. И именно поэтому, на данном этапе, полемика вокруг расколов есть только серьезная форма развития этих смешков. Что дальше? Какой здравомыслящий политик рискнет вообще об этом рассуждать? Вспомните одного, уже прятавшегося от автокефального “патриарха” Мстислава… Настало время осознать трагедию церковных сепаратизмов, понять уроки, ниспосланные Провидением.

Что касается “непотопляемости” раскольников, то, отдавая должное истории, поблагодарим ее за живую демонстрацию яркого примера того, как церквостроительное фантазерство, жажда власти и славы вынуждает “филаретство” ковылять в ногу с последним течением, перескакивая с одного бревна на другое по мере того, как они появляются. Разве можно на таком поприще идти с поднятым ко Христу взором, да еще вести за собой других? Таким людям очень важно окончательно определиться со своей раскольнической антицерковной деятельностью, осознать ее и принять себя в таком качестве. Это необходимо для облегчения испытаний собственной совести в этой жизни для чистоты покаяния перед переходом в иной мир.

В сущности, Церковь является организмом, призванным Святым Духом творить добрые дела и служить обществу необходимым водительством в его действиях. Если церковь достойна своего призыва, она подготавливает и создает соответствующую атмосферу для братства людей внутри себя, равно как и во всем государстве. Как необходимую предосторожность против дезинтеграции мира, каноническая Украинская Православная Церковь приняла на себя ответственность за достижение в украинской действительности столь желанного единства и при этом стремится поддерживать его. Здесь превалирует очень важный момент: что законы Христа основаны на любви к ближнему своему, и всякие требования государства, в которых нет любви, автоматически лишаются основы, на которой можно достичь поддержки Церкви. Если законы правящих властей противоречат законам Бога, тогда становится императивом для Церкви занять определенную позицию и оказать послушание Богу, а не человеку.

Важно отметить, однако, что истинные христиане могут рассматриваться как возмутители в лучшем смысле этого слова, когда им повелено Учителем не приспособляться к мирскому образу жизни.

Что касается диалога между Церковью и государством в отношении той роли, которую они играют, важно, чтобы Церковь и государство признавали друг друга и трудились для общего блага всех граждан, как на социальном, так и на нравственном поприщах.

Главным средством исцеления язвы разделения должно быть смирение и покаяние. Один Бог может примирить Своею благодатью разобщенных братьев. Мы же можем только располагать Его к этому смиренной молитвой, преданностью Христовой истине и подлинной христианской вселенской любовью.

 

 

На фото: Образ Божией Матери с младенцем в интерпретации украинских «теологов возрождения». Она одета в сорочку-вышиванку, а на голове - доселе невиданный то ли кокошник, то ли просто рушнык. (Из националистическо-эмигрантской литературы).

Александр Данилевский