Архиепископ Тульчинский и Брацлавский Ионафан (Тульчин – райцентр, а Брацлав пгт. Винницкой области) призывает покаяться за «массовый геноцид евреев» при Богдане Хмельницком. По словам архиерея, «об этих черных пятнах украинской истории вопиют к Небу еврейские хроники того смутного времени».

Владыка считает, что освободительная война велась исключительно против «польского экономического, национального и религиозного гнета» и «увы, сопровождалась изощренным пролитием крови сотен тысяч евреев».
Таким образом, за кровь поляков (истребляемых с не меньшим усердием) нам – «потомкам и наследникам украинских казаков» – каяться не обязательно. Как впрочем, и за погубленных теми же запорожцами единоверных белорусов с великороссами, и даже единокровных малороссов (об этом масса свидетельств в трехтомнике Яворницкого и у Пантелеимона Кулиша – нет времени сейчас искать).

«…Пришла пора вскрыть гнойники антисемитизма в своей далекой тяжкой истории», – призывает архиепископ украинцев, а заодно Господа, чтобы тоже не забывал о содеянном православными: «Пусть же память об этих невинных жертвах пребудет в вечной памяти Божией!».

Истоки украинского антисемитизма, безусловно, вскрывать надо.
Но, думаю, в первую очередь, самому владыке и для себя же. Потому что для остального интересующегося историей населения они давно очевидны. И в этом вопросе не наблюдается расхождений даже между представителями, так сказать, украинофильской и русофильской школ. Они согласны в том, что по мере оккупации поляками Малой Руси, местное купечество и городское ремесленное население тотально вытеснялось евреями, пользовавшимися покровительством католической церкви и шляхты.

«Механизм их взаимоотношений был крайне прост, писал Лев Гумилев. – Польские магнаты, получив в захваченных ими русских землях большие поместья, совсем не хотели заниматься хозяйством, они предпочитали ездить по блестящим столицам Западной Европы. Да и в самой Польше – в Варшаве, Кракове – тоже было не скучно: шли представления в театрах, давались балы, собирались застолья. Поскольку такой отдых был дорог, отнимал массу сил и времени, паны нуждались в посредниках, способных обеспечивать постоянный приток денежных средств. Таких посредников они нашли в лице евреев, которых пригласил в Польшу еще в XIV в. король Казимир Великий. Евреи неплохо устроились в этой стране, арендовали корчмы и лавки, занимались ростовщичеством и меной денег. В поместьях они становились доверенными лицами польских панов – факторами – и выжимали деньги из русских крестьян-арендаторов».

Кстати, упоминание о приглашении Казимиром Великим евреев из Западной Европы – это к вопросу о том, что в Умани, Тульчине, Брацлаве и Немирове казаки, по мнению вл. Ионафана «истребляли своих соотечественников – евреев».

В окрестностях этих самых Тульчина, Брацлава – да по всей южной и западной Руси налогами были обложены земли, водоемы, сенокосы и даже храмы.
Последнее особенно возмущало православных: еврей-фактор пользовался ключами от церкви так же, как ключами от амбара, открывая храм для службы по своему желанию в зависимости от уплаты прихожанами соответствующей суммы.

«Управляющие не только накладывали свои «лабеты» на материальные, но и на духовные потребности крестьян, – писал выдающийся исследователь казачества Дмитрий Яворницкий. – Жид требовал плату за дозволение совершать богослужение в церкви, взимая от 1 до 5 талеров. Жида нельзя было обойти и в том несчастном случае, когда у крестьянина умирал кто-нибудь из его близких родных, потому что ключи церковные всегда находились у того же жида и веревки от колоколов составляли собственность жида-арендатора церкви. Вообще, для совершения какой бы то ни было требы по обряду православия, крестьянин должен был сперва идти в жидовскую корчму, торговаться там с жидом за дозволение совершить богослужение и тут же выслушивать самые возмутительные насмешки и ругательства над православием.
Крестьянин не смел даже приготовить себе паску к празднику светлого Христова Воскресения: для этой цели жид предлагал крестьянину кулич собственного печения. И крестьянин принужден был повиноваться, ибо жид, продав паску крестьянину, делал на ней особый значок мелом и во время освящения куличей в церковной ограде зорко следил за тем, чтобы ни у кого не было куличей, испеченных самолично, в противном случае жид брал с виновного тройную против назначенной плату. Так грабили несчастных людей православно-русской веры поляки и их неизбежные пособники, жиды…
Это вместе было причиной страшной, фанатической вражды запорожских козаков к полякам. «Жид, лях та собака – віра одинака».

Считать, что у католиков и иудеев «одинаковая вера», православное население имело определенные основания:
«Монахов, непреклонных к унии, ловят, бьют, и на вольной дороге их имая, в узилища их заключают. И точно, всюду производились пытки и истязания: православных жгли огнем, рвали у них волосы, заключали в оковы, томили голодом, в глазах родителей сжигали детей на угольях или варили в котлах, а потом предавали матерей мучительнейшей смерти; православных топили, вешали, лишали гражданской чести (так называемой инфамии), обливали в трескучие морозы холодной водой, запрягали в плуг и заставляли орать лед на реках, приказывая жидам погонять запряженных; повсюду виднелись виселицы и колья с жертвами; повсюду слышались вопли бичуемых до крови и старых и малых – и все это единственно за то, что они были православными», – продолжает Яворницкий.
О том же писал и Грушевский.

Впрочем, архиепископ Ионафан предпочитает иные исторические школы.
Вернее, беллетристические:
«Мстя полякам и евреям, казаки расправлялись с ними невероятно жестоко и беспощадно, – читаем мы в редакционной статье «О еврейском Холокосте при гетмане Украины Богдане Хмельницком» на официальном сайте владыки. – В результате погромов погибло от 100 до 200 тысяч евреев (по другим историческим данным свыше 300 тысяч жертв произвола). Последствия геноцида евреев от рук казаков Хмельницкого были катастрофические, вполне сравнимые по своим масштабам с Холокостом. Евреи польского происхождения отмечают геноцид Богдана Хмельницкого особым днём траура – постом месяца Сиван. Детально историю погромов описывал еврейский писатель Шолом Аш».

Хотелось бы в этой связи познакомить владыку с данными польского королевского казначейства.
Так, общее число еврейского населения в Речи Посполитой между 1618 – 1717 гг. составляло от 200000 до 500000 человек. В местах, затронутых восстанием, проживало в этот период около 50000 – 60000 евреев. Эти цифры волне соотносятся с результатами исследований известного израильского историка профессора Шауля Штампфера, согласно которым в Малороссии обитало накануне Хмельнитчины около 40 000 евреев, а в Червонной Руси – до 54 000.
Погибли, разумеется, далеко не все. «В отличие от ситуации в Киевском и Брацлавском регионах, большинство еврейских общин Червоной Руси выжили в относительной целости и сохранности… Множество волынских и подольских евреев выжило. Эти регионы пострадали больше, чем Червона Русь, но меньше, чем восточные», – читаем у Штампфера.

Но означает ли снижение числа жертв на порядок, что за зверства казаков по отношению к мирному еврейскому населению нам не следует извиняться.
Уверен, что за любое убийство (тем более – крайне жестокое) совершенное предками – если оно только «не за други своя» – у потомков жертв нужно просить прощения.

Однако хотелось бы спросить у владыки, несомненно общающемуся по линии межрелигиозных контактов со своими иудейскими коллегами – не предлагал ли он последним также выступить с призывом к евреям покаяться за беспощадность большевистских комиссаров (о роли еврейского элемента в Октябрьской революции можно прочесть во многих независимых источниках, например, в стенограмме слушаний United States. Congress. Senate. Judiciary Committee. «Bolshevik propaganda. Hearings before a subcommittee of the committee on the judiciary. United States Senate. Sixty-fifth congress. Third session and thereafter pursuant to S. Res. 439 and 469. February 11, 1919 to March 10, 1919», Washington, Government Printing Office, 1919; U.S. Supt. of Docs. No. Y 4.J 89/2:B 63/40).

Вряд ли кто-либо станет отрицать, что зверства большевиков вполне сопоставимы с жестокостью запорожских казаков.
Но хотелось бы заметить – то, что три с половиной столетия назад воспринималось, как обыденность, в «век гуманизма» однозначно квалифицируется как преступления против человечества.

Дмитрий Скворцов, Эхо Москвы