Отличительной чертой политической жизни на Украине является частая апелляция к прошлому. История стала своеобразным «полем битвы», на котором решается судьба современности. Собственно, ничего нового в этом нет. Известно, что от отношения к истории, от той или иной трактовки исторического события формируются мировоззренческие ориентиры общества, зависит его отношение к настоящему. Именно поэтому история всегда жива и актуальна. На Украине же она актуальна как нигде, и «битва за историю» носит в ней характер некоего национального и мировоззренческого выбора, самоидентификации общества. Впрочем, на самом деле «битву» ведет лишь одна сторона, одна политическая сила. Находящиеся у власти украинские националисты (жовто-блакитные и оранжевые) в своем идеологическом арсенале имеют собственные трактовки всех мало-мальски значительных событий прошлого, которые они даже не предлагают, а навязывают гражданам Украины и мировому сообществу. Особое место в этом ряду занимает голод 1932-1933 годов или, как они его теперь предпочитают называть, «голодомор».

В последнее время это слово, причем неизменно в связке со словом «геноцид», стало часто звучать даже в российских средствах массовой информации[1]. Дело в том, что на протяжении вот уже ряда лет Украина требует от мирового сообщества, ООН и России официально признать его геноцидом. Масштабы и агрессивность кампании, поднятой вокруг этого трагического события, свидетельствуют о том, что украинской политической элитой и гуманитарной интеллигенцией ему придается чрезвычайное значение. На фоне скорби хорошо видна тенденция превратить память о жертвах голода в политическую демонстрацию, преследующую далеко идущие цели.

Какие же цели преследуют люди, стоящие за этой кампанией? Сам голод, его ход и последствия уже неплохо исследованы[2]. Поэтому предметом статьи является не голод как таковой, а его интерпретация в украинском националистическом дискурсе. Иными словами, нас интересует, что же такое «голодомор», какое место он занимает в мировоззренческой системе украинства и политике украинского государства.

Что это такое

Важно подчеркнуть, что хотя слова «голод» и «голодомор» и однокоренные, они имеют принципиально разный смысл. «Голодомор» — это не просто «сильный голод». «Голодомор» — это идеологическая концепция, мощный инструмент воздействия на массовое сознание. Но именно на этой подмене понятий и строится вся концепция[3]. Если проанализировать учебную, научную и популярную литературу, прессу, радио- и телепередачи, а также официальную позицию правящих кругов Украины за последние годы, то можно определить суть этой концепции.

Под «голодомором» понимается целенаправленное уничтожение голодом украинского народа как народа, и что еще важнее — как народа украинского. Его хотят представить как геноцид — этноцид, который осуществлялся советским руководством при помощи продавшейся «Москве» «колониальной администрации» — украинской партийной верхушки. О том, что голод охватил всю страну, при этом стараются не говорить, представляя дело так, будто пострадала от него лишь Украина или что голод в других частях СССР носил иной характер и масштабы, нежели на украинских землях.

Истоки концепции

Концепция «голодомора» родилась в среде украинской эмиграции. В 1940-1970-е гг. на Западе периодически выходили работы, в которых голод 1932 1933 гг. объявлялся спланированным деянием кремлевского руководства, направленным на духовное и физическое уничтожение украинского народа и стоившим ему жизней 7, 10, 15 млн. человек.

В начале 1980-х гг. внимание к «голодомору» резко возросло. В США и Канаде прошли конференции по проблеме голода в СССР, был снят научно-популярный фильм. В Эдмонтоне, Виннипеге, Лондоне и Мельбурне были сооружены памятники, как указывалось, жертвам «голода—геноцида», организованного «советским правительством в Москве». Кампания получила широкое звучание в СМИ, посольства СССР пикетировались представителями диаспоры[4].

Столь бурный интерес объяснялся не только 50-летней годовщиной голода, но и новым витком холодной войны, пришедшимся как раз на начало 1980-х. Именно в эти годы президент Р.Рейган публично назвал Советский Союз «империей зла». Украинская эмиграция, всецело зависящая от стран пребывания, была лишь питательной средой, в которой варилась концепция «голодомора». Не меньшую роль сыграли ее покровители — государственные структуры США и крупные корпорации, финансировавшие программы по изучению голода на Украине, а также американские университетские центры, на базе которых эти исследования велись. Так, в 1981 г. при Гарвардском университете (этой кузнице кадров американской политической элиты) совместно с украинскими организациями была основана программа исследований голода на Украине, результатом которой стало появление книг Дж. Мейса и Р.Конквеста[5]. Они стали важным этапом в создании и пропаганде концепции «голодомора»: голод и национальная политика «Москвы» увязывались друг с другом, сам голод характеризовался как акция советского руководства, направленная на то, чтобы сломить украинское крестьянство и нацию вообще и окончательно покорить Украину.

Усилиями диаспоры, американских идеологов и заинтересованных лиц из властных кругов США кампания по раскручиванию «голодомора» получила и официальное признание. В 1984 г. Конгресс США создал специальную Комиссию для исследования «причин голода в Украине в 1932-1933 гг., инспирированного советским правительством». Руководителем ее рабочей группы стал сотрудник Украинского исследовательского института Гарвардского университета Дж. Мейс (впоследствии один из главных ретрансляторов концепции на Украину). Именно Мейс выдвинул те постулаты, которыми до сих пор пользуются адепты концепции: террор велся против граждан Украинского государства, а целью Сталина было уничтожение украинского народа как политического фактора и социального организма (нации). Завершить работу предполагалось к 1987 г. (когда в СССР должно было отмечаться 70-летие Октябрьской революции), что лишний раз свидетельствует о том, что создавалась Комиссия с сугубо политическими целями. В ее Итоговом отчете (1988 г.) говорилось об искусственном характере голода, его антикрестьянской и антиукраинской направленности, а сам он объявлялся актом геноцида украинского народа[6].

Таким образом, на протяжении всей второй половины XX в., а особенно с 1980-х годов, концепция «голодомора» использовалась как оружие в идеологической войне против СССР. Оно «работало» по двум направлениям: социальному («тоталитарное государство», «неэффективная командная экономика») и национальному («русский империализм угнетает и истребляет порабощенные народы»).

Во время перестройки эта концепция, наряду с прочими идейными постулатами украинского национализма, проникла на Украину. По многим селам и городам началась кампания по увековечению памяти жертв голода (составлялись списки умерших земляков, сооружались памятные знаки и т.п.). Весной 1990 г. прошла «Всеукраинская неделя памяти жертв голода 1932-1933 гг. и сталинских репрессий» . Но эти мероприятия почти сразу же приобрели политический оттенок, а тема голода вскоре была подменена темой «голодомора». Ведь их застрельщиками выступали организации националистического толка: Народный Рух, Общество украинского языка им. Т.Шевченко, Украинская автокефальная церковь и др. Более того: эти мероприятия уже изначально задумывались их организаторами как политические — на волне «поздней перестройки» они должны были способствовать дискредитации советской власти, социализма и «московского империализма».

Современная ситуация

В 1990-е гг. стараниями националистической интеллигенции и властей концепция «голодомора» постепенно утвердилась среди политического мейнстрима, академической науки, СМИ Украины, а через них — в системе среднего и высшего образования и в общественном мнении. На страницах учебников, в радио- и телепередачах мелькают огромные цифры в 7, 10, а то и 15 млн. человек, якобы умерших от голода. Президент В.Ющенко даже заявил, что тогда Украина потеряла четверть своего населения[7]. После «оранжевой революции» и прихода к власти Ющенко и поддерживающих его сил кампания резко активизировалась и приобрела крайние формы, а тезис о «голодоморе — геноциде» был превращен в догму. Все несогласные (внутри Украины и вне) подвергаются обструкции. Логичным шагом в этой связи стал закон «О голодоморе 1932-1933 годов в Украине», принятый Верховной Радой 28 ноября 2006 г. и тут же подписанный президентом В.Ющенко (главным его инициатором). Закон устанавливает обязательную для всех трактовку голода, в русле которой должны следовать и украинские историки. Справедливости ради надо сказать, что огромную роль в появлении закона и в создании той идейно-политической атмосферы, в которой он возник, сыграли именно представители украинской гуманитарной интеллигенции.

Одновременно усложняется и сама концепция. Многим ее адептам уже мало голода 1932-1933 гг.: теперь говорят о цепи голодоморов—геноцидов, включающей в себя голод 1921-1923, 1932-1933 и 1946-1947 гг., по логике украинских националистов, созданных сознательно с целью покорить Украину и истребить украинский народ.

Таким образом, «голодомор» является мощным инструментом воздействия на массовое сознание, делается частью мироощущения и общественного бытия граждан Украины. О том, что «голодомор» — это политическая концепция, нацеленная на идеологическую обработку общества, говорит и то, что присутствие ее идейных постулатов усиливается по мере увеличения массовости издания, а также в СМИ. В настоящий момент это идеологическое оружие направлено, во-первых, против России, а во-вторых, тех людей на самой Украине, кто не считает последние 350 лет и советский период в особенности «черной дырой» и «потерянным временем».

Роль главного проводника концепции взяло на себя украинское государство. Концепция «голодомора» официально признана на Украине в качестве одного из краеугольных камней национальной и государственной идеологии. Поддержка не сводится только к созданию мемориалов, финансированию исследовательских программ и передач, посвященных «голодомору», установлению дня памяти его жертв. Со всеми основаниями можно говорить о государственной политике по поддержке и распространению этой концепции как внутри Украины, так и на международной арене.

В выступлениях государственных чиновников, в том числе президентов Л.Кучмы и В.Ющенко, приводятся родившиеся в диаспоре огромные цифры потерь Украины, содержится призыв добиться международного признания «голодомора» геноцидом и осудить виновных. «Мы обязаны... доносить до международного сообщества... горькую правду о беспрецедентном в мировой истории голодоморе, чтобы сообщество свободных наций дало надлежащую оценку трагедии, замыслам и злодеяниям тех, кто ее спланировал и организовал», — заявил Л.Кучма на состоявшемся 22 ноября 2003 г. Вечере памяти жертв «голодомора». В обращении Верховной Рады, принятом 14 мая 2003 г. (правда, всего 226 голосами — примерно половиной от числа присутствовавших в зале депутатов), «голодомор» был назван «террористической акцией» и «дьявольским замыслом сталинского режима». Украинская и мировая общественность призывались публично осудить его «как один из крупнейших по количеству жертв в мировой истории факт геноцида» [8]. По словам В.Ющенко, задача политиков его поколения состоит в том, чтобы «отстоять историческую память, сделать все, чтобы весь мир признал голодомор 1932-33 годов геноцидом»[9]. На достижение этих целей направлена активность МИД Украины, телевидения, общественных организаций. Особое внимание уделяется слаженности действий чиновников, дипломатов, юристов и гуманитарной интеллигенции, особенно историков.

Рассматривать проблему предпочитают в политическом ключе, подгоняя голод в СССР 1932-1933 гг. под Конвенцию ООН «О предупреждении преступления геноцида и наказания за него» и предъявляя претензии к нынешней Российской Федерации. Характерно, что даже известный историк С.В. Кульчицкий, сомневающийся в том, «что нужно выставлять счет за геноцид России» (создавая СССР по федеративному принципу, «вожди большевиков избавили нынешнюю Россию от ответственности за свои будущие преступления», поясняет он), тут же опровергает себя. «Мы ждем от международной общественности признания этого преступления (голода. — А.М.) геноцидом. Прежде всего мы ждем этого от Российской Федерации, население которой тоже понесло многомиллионные потери», — заявляет он в точном соответствии с официальным курсом[10]. Чего же тогда ожидать от его менее взвешенных коллег? Нет сомнений, что за политизацию проблемы ответственна именно украинская сторона.

Подобные призывы находят отклик в США, Грузии, Литве, Польше, Венгрии, Канаде и еще у нескольких государств. Впрочем, надежды украинской стороны на официальное признание своих претензий со стороны ООН пока не оправдались. В принятом 58-й сессией ГА ООН (10.11.2003 г.) «Совместном заявлении» голод вполне в соответствии с исторической правдой был назван трагедией украинского народа, но о «геноциде» не было сказано ни слова. В нем также содержался призыв почтить память жертв голода, коллективизации и Гражданской войны не только на Украине, но и в России и Казахстане[11]. Но, действуя по принципу «вода камень точит», украинская сторона продолжает вести широкую кампанию на мировой арене, и в том числе в самой России.

Цели

Какие цели преследуют украинские власти и националисты, настойчиво поднимая шум вокруг давно канувшего в Лету события? А они таковы. Концепция «голодомора» призвана: во-первых, обозначить врага (как реально-материального, так и метафизического, некое «абсолютное зло»), сыгравшего роковую роль в жизни Украины. Во-вторых, внедрить в коллективное сознание украинцев чувство невинной жертвы. В-третьих, убедить мировое сообщество в том, что украинцы являются такой жертвой. И в-четвертых, привить этому врагу комплекс вины и наложить на него моральные и материальные обязательства по искуплению своей «вины». Налицо также стремление предстать «жертвой номер один» в мире. Неслучайно, что украинские лидеры все чаще называют голод «украинским холокостом» (подчеркивая, что по своим масштабам и последствиям «голодомор» превосходит еврейский холокост), а СССР приравнивают к Третьему рейху.

Однако достижение внешнеполитических целей, при всей их самостоятельной значимости, призвано служить лишь непременным условием для решений задач внутриполитических. Ведь именно эти последние расцениваются украинскими правящими кругами и националистами как наиболее важные.

«Голодомор» должен стать мощным консолидирующим моментом, призванным духовно и идейно сплотить нацию и стать крепким фундаментом государственности. «Миллионы невинно убиенных взывают к нам, напоминая о ценности нашей свободы и независимости, о том, что только украинская государственность может гарантировать свободное развитие украинского народа» — так в свое время выразил эту мысль Л.Кучма. Еще откровенней обрисовал задачи «голодомора» глава Украинской греко-католической церкви кардинал Л.Гузар. «Память о голодоморе», — сказал он, — это «нациотворческий элемент». Она являет собой «фундаментальную ценность, объединяющую общество, связывающую нас с прошлым, без которого не может сформироваться единый государственный организм ни сейчас, ни в будущем»[12]. В ходу даже термин «постгеноцидное общество» (введен Дж. Мейсом), которым обозначается современный украинский социум как общество с «вывернутой наизнанку» моралью и «утраченной» украинской идентичностью, результатом чего стали «денационализация», «русификация», советский патриотизм.

То, что создание нации до сих пор остается важнейшей задачей украинства и идейно руководимого им украинского государства, подчеркнул сам бывший украинский президент: «процессы консолидации украинской нации пока еще далеки от завершения». Иначе говоря, заключает Л.Кучма, «Украину» создали, теперь надо создавать «украинцев»[13]. То есть формировать иной морально-психологический и национальный тип общества. Естественно, делать это надлежит исходя из основополагающего положения украинской идеологии, гласящего, что «Украина — не Россия», а украинцы и русские — совершенно разные, чужие друг другу народы, судьбы и интересы которых абсолютно противоположны. Вот здесь и должна сыграть свою роль концепция «голодомора» — организованного «Москвой» геноцида-этноцида украинцев.

Поскольку концепция оказалась увязана с национальным и государственным строительством, то использовать ее будут практически все политические силы (только в разной степени, пусть даже в качестве уступки националистам).

В стремлении создать новое общество и «нового украинца» особое внимание уделяется советскому периоду, поскольку он оказал сильнейшее влияние на социальный, культурный облик народа, его идентичность. В этот период значительно укрепилось духовное родство между украинцами и русскими, несмотря даже на официальную политику, согласно которой они считались разными национальностями. А это мешает воплощению «украинского проекта». В сознании молодого поколения советское прошлое должно отложиться как эра колониального угнетения, морального и физического уничтожения народа. «Голодомор» изображается доктринально предусмотренным механизмом развития СССР, следствием отказа от «нормального» пути, по которому идет Запад, результатом деятельности диктаторского режима («сталинизма»). Советская политическая система, социалистический строй и основанный на них тип общества объявляются тоталитарными, враждебными человечеству и украинскому народу в частности.

А вместе с этим объявляется искусственным и фальшивым и все, чем жило несколько поколений, их идеалы, завоевания, успехи. Тем самым подводится базис под дегероизацию прошлого, очернение святынь (например, Победы, прорыва в космос, превращения страны в передовую научную и промышленную державу) и расчищается место для новых «героев» и «сакральных вех». Неслучайно, что кампания по пропаганде «голодомора» ведется параллельно и теми же людьми, что и «пересмотр» истории Великой Отечественной войны, возвеличивание ОУН-УПА, настойчивые попытки приравнять СССР к Третьему рейху и обвинить в развязывании Второй мировой войны. Все это звенья одной цепи. Воплощаются в жизнь те задачи, что закладывались в концепцию ее американскими и диаспорными разработчиками.

Политические события еще раз подтвердили отсутствие внутреннего единства Украины, укрепив и углубив ее ментально-культурный раскол. Это обстоятельство и предопределило новый раунд борьбы за ее «сплочение» при помощи «голодомора», который имеет место сегодня. На самом деле идеологический «террор голодомором» приводит к обратному результату: ведь миллионы людей, особенно на Юге и Юго-востоке, в целом оценивающие советский период положительно, как бы объявляются неполноценными, носителями «извращенной морали».

Голод

Но что было на самом деле? Имел ли место геноцид — этноцид украинцев? А на самом деле в 1932-1933 гг. в СССР был страшный голод. Он стал результатом политики коллективизации — одной из главных составляющих так называемого «великого рывка» — ускоренной промышленной и социальной модернизации СССР. По задумке большевиков она должна была дать необходимые средства для индустриализации и создать условия для перестройки сельского хозяйства. Не будем оценивать правильность создания колхозов и способов их утверждения. Возможно, это был ложный шаг. Однако по прошествии стольких десятилетий (и особенно обвальной деиндустриализации и демодернизации последних лет) становится ясно, что именно в этот очень короткий период были заложены основы того колоссального задела, за счет которого существуют постсоветские общества (и, конечно, Украина). Превращение СССР в современную державу было объективным и закономерным продолжением (только уже социалистическим по форме) модернизации России, начавшейся в последней трети XIX в. и прерванной революцией, мировой и Гражданской войнами. Этот перерыв и предопределил неизбежность болезненного для народа рывка. К сожалению, его методы оказались крайне жесткими: им были присущи волюнтаризм и отношение к народу как подвластной массе.

Форсированная коллективизация, сопровождавшаяся раскулачиванием, привела зимой — весной 1930 г. к всплеску недовольства на селе. Страсти накалила и кампания гонений на церковь. По данным ГПУ, у недовольства были чисто экономические причины, а если оно приобретало политическое звучание, то выражалось в антикоммунистической и антиеврейской риторике, гораздо реже приобретая националистическую окрашенность[14]. К тому же наблюдалось это по всему СССР. А наиболее упорное сопротивление отмечалось на Дону и Кубани, где коллективизацию планировалось завершить еще раньше, чем на Украине.

Но главное, что резкий переход (к тому же насильственный) к новому типу хозяйствования и управления, в какой бы отрасли или стране он ни осуществлялся, обязательно в течение некоторого периода сопровождается падением производства, затруднениями и т.п. Спустя необходимый отрезок времени этот переход завершается сам собой. Но учитывать эту закономерность и отказываться от утвержденных темпов и методов власти не собирались. И выкачивание ресурсов из казавшейся бездонной деревни было продолжено. К этому добавилось и стремление наказать крестьян за нежелание работать в колхозах (на языке ГПУ — саботаж, который И.Сталин называл «тихой войной с советской властью»[15]). Все это обернулось крайне тяжелыми последствиями.

«Продовольственные затруднения» начались уже с 1931 г. Нормы поставок неуклонно повышались, а производительность труда и урожайность заметно упали. На Урале и в Западной Сибири в начале 1932 г. даже начался голод. Заготовки росли по всем (в т.ч. потребляющим) регионам, причем в семи из них рост был гораздо выше, чем на Украине. Так, в 1931-1932 гг. по сравнению с 1929-1930 гг. в Московской области они выросли на 45,3%, на Средней Волге — на 46,1, на Северном Кавказе — на 56,3, в Нижегородском крае — на 122,6% (на Украине — на 36,7)[16]. Весной 1932 г. голод начался и в 44 районах УССР, но уже летом он прекратился. Однако политику в отношении деревни большевики менять не собирались. План на 1932 г. для УССР предусматривал сдачу около 400 млн пудов хлеба. И хотя он несколько раз снижался, к февралю 1933 г. удалось заготовить лишь 261 млн пудов, и то изымая хлеб подчистую [17]. План продолжали «дожимать» самыми крутыми мерами — обысками спрятанного хлеба, штрафами за его несдачу (другими продуктами), репрессиями председателей колхозов, местных властей. Как результат, в октябре в республике вновь начался голод, свирепствовавший до конца 1933 г.

Цифры

Какие же потери понесло от голода население УССР (это далеко не то же самое, что украинское население)? Точных цифр установить, по-видимому, уже не удастся. Но отбросить цифры в пять и более миллионов можно с уверенностью как абсолютно ничем не подтвержденные. По наиболее обоснованным данным, в 1932 г. прямые потери составили около 150 тысяч человек. В 1927-1931 гг. смертность по республике равнялась 2,6 млн. человек ежегодно, а в 1932-1933 гг. — 4 млн., то есть ежегодно от голода или вызванных недоеданием сопутствующих факторов умирало 1,4 млн. А за два года прямые потери УССР составили от 2,9 до 3,5 млн. человек. Есть и более «умеренные» данные, согласно которым потери по УССР не превышают 2 млн. человек[18]. Однако даже эти страшные цифры не устраивают творцов концепции. Факты также показывают и несостоятельность рассуждений об этноциде. Согласно статистике ЗАГСов за 1933 г., смертность в городах имела приблизительно естественный характер, а вот на селе была повышенной, причем это в равной степени относилось ко всем национальностям[19]. Иными словами, люди умирали не по национальному признаку, а по месту проживания.

Сталин не зря упирал на то, что крестьянский саботаж грозил оставить без хлеба рабочих и армию, ради обеспечения которых велись изъятия. Не только индустриализация и желание наказать крестьянство повысили нужду в хлебе, но и резкое увеличение городского населения. К началу 1930-х в городах УССР проживало около 6 млн. человек, и доля горожан-украинцев (не менее 3 млн.) быстро росла. Скажем, в 1930 г. 80% шахтеров Донбасса были выходцами из украинских сел. По СССР всего за 4 года (к 1932 г.) городское население увеличилось на 12,4 млн. человек. По УССР только за 1931 г. оно выросло на 4,1 млн. (в основном за счет крестьян-украинцев). Украинцев-горожан стало свыше 6 млн.[20]. Но никто эти миллионы не морил «голодомором», хотя сделать это было проще: в отличие от сельского жителя горожанин всецело зависит от того, что сможет купить в магазине (в те годы впроголодь жило и городское население, причем по всей стране). Наоборот, ради того, чтобы обеспечить их, хлеб и другое продовольствие выколачивались из русских, польских, немецких, молдавских, греческих и др. сел, где также от голода гибли люди. Кстати, крестьян-великороссов в УССР в те годы насчитывалось не менее 1 млн. человек [21]. Резким увеличением городского населения и трудностями его снабжения объяснялись и меры, ограничивавшие переселение крестьян в города.

О том, что объектом политики было крестьянство как таковое, вне зависимости от этнической принадлежности, говорят географические масштабы голода. Он поразил важнейшие зерновые районы страны: кроме УССР, Россию — Среднее и Нижнее Поволжье, Северный Кавказ, Центральное Черноземье, Урал, часть Сибири, а также Казахстан (тогда автономию в составе РСФСР). Всего в областях, охваченных голодом, проживало около 50 млн. человек. Причем в Казахстане, где реализовывалась авантюристическая программа «большого скачка» в животноводстве и перевода кочевников-казахов на оседлый образ жизни, последствия голода даже превосходили то, что было на Украине[22]. То есть умирало от голода не только украинское крестьянство. Да и в УССР этому страшному испытанию подверглись представители всех проживавших в ней народов. А смертность на селе была выше, чем в городе, по всему СССР. В Казахстане сельское население сократилось (хотя это не то же самое, что погибло!) на 30,9%, в Поволжье — на 23%, на Украине — на 20,5%, на Северном Кавказе — на 20,4%[23].

Был ли голод сознательно создан большевиками, задумавшими «террор голодом» как метод создания колхозного строя? Или он стал результатом форсированной, если угодно, бесчеловечной, политики, направленной на достижение любой ценой неких стоящих перед страной сверхзадач? Ответ на этот вопрос здесь не имеет значения, ибо появление концепции «голодомора» никак не связано даже с признанием того, что голод был создан сознательно. Ведь его объектом стало крестьянство СССР как класс, а не какая-то его национальная или территориальная группа, и имело это под собой не этническую, а социальную подоплеку.

Кстати, большинством украинского крестьянства коллективизация, раскулачивание, голод воспринимались не как «национальное противостояние», а как социальная проблема. Об этом можно судить на основании сводок ГПУ, а также воспоминаний людей, переживших голод. В них редко обвиняется партия, и уж тем более нет упоминаний о «Москве». Это значит, что, в отличие от адептов концепции, подавляющее большинство современников не считало голод антиукраинской акцией.

Национальный момент

У сторонников концепции отсутствуют прямые доказательства, которые подтвердили бы их правоту. До сих пор не обнаружены документы, позволяющие утверждать о наличии намерений и планов истребления голодом украинцев как таковых. Поэтому в ход (помимо голословной идеологии) идут предположения, гипотезы и намеки.

Так, говорится, что голод был спланирован для того, чтобы сломить «национальный дух» украинского крестьянства и тем самым уничтожить базу украинского «освободительного движения». Однако реальная обстановка на селе была вовсе не такой, какой ее рисуют адепты «голодомора». Даже в годы Гражданской войны далеко не все крестьянство разделяло украинскую идею и шло за националистами, о чем потом с горечью писали они сами, усматривая в этом главную причину своего поражения. И уж тем более ошибочно считать, что крестьянство оставалось базой украинского движения к началу 1930-х гг. Иной стала психология, особенно молодежи, и кризис 1930 г. подтвердил это[24].

Говорить о крестьянстве УССР как о едином национальном коллективе с общей психологией и идентичностью тоже не приходится. Крестьянство Юга и Юго-востока республики в этом плане заметно отличалось от крестьянства Правобережья или Центра. Некоторые исследователи даже склонны считать население этого региона самостоятельным субэтносом. И уж тем более это относится к кубанским казакам (РСФСР), которых адепты «голодомора» настойчиво стараются «пристегнуть» к своей концепции. Крестьянское движение на этих огромных пространствах имело не националистический, а социальный характер, а само крестьянство не являлось базой украинского движения. Однако там был страшный голод. Наибольшие потери, кроме Киевской, понесли Харьковская и Днепропетровская области. Именно на последнюю (данные на март 1933 г.) приходилось 70% всех зарегистрированных в республике смертей. Из четырех областей с районами массовой смертности три находились на юге и востоке (Одесская — 14, Донецкая — 11, Харьковская — 9)[25].

В качестве главного доказательства того, что голод был специально спланирован для борьбы против украинцев, ссылаются на постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1932 г. «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области». В нем за проведение сева и хлебозаготовок, засоренность «петлюровским» и прочим «контрреволюционным элементом» острой критике подвергся ряд парторганизаций Украины и Северного Кавказа. Там также говорилось, что на Северном Кавказе и Украине были допущены ошибки в проведении украинизации, благодаря чему «националистические элементы» получили легальное прикрытие для своей работы. От северокавказских властей требовали в ближайшее время перевести делопроизводство, прессу, преподавание в школах обратно на русский язык. Союзное руководство предлагало ЦК КП(б)У и СНК УССР «обратить внимание на правильное проведение украинизации» и вычистить контрреволюционные элементы из партии и советских органов[26].

Однако это постановление не является ни прямым, ни косвенным доказательством этноцида. В нем лишь видно желание найти виновного и сделать его ответственным за сопротивление коллективизации, голод и трудности пятилетки. Максимум, что можно предположить, это то, что власти воспользовались ситуацией для внесения корректив в национальную политику. Заметим, не смены курса в целом, не отмены во многом искусственной украинизации (какой ее считали многие в УССР). Курс на создание украинской нации никто и не думал сворачивать. Речь лишь шла о том, чьими руками будет создаваться украинская культура: большевистскими или руками национальной интеллигенции. Что же касается сворачивания украинизации на Кубани, то возвращение русского языка и прекращение украинизаторских экспериментов было встречено местным населением с удовлетворением, как давно ожидаемая мера[27].

И к тому же базой и движущей силой национального движения являлось вовсе не крестьянство, а национальная интеллигенция. А подлинный перелом в отношении к украинскому национализму и его главной носительнице произошел не в 1932-1933 гг., а заметно раньше[28], свидетельством чего стал политический процесс над Союзом Вызволения Украины (1929— 1930 гг.). «Украинский пролетарский суд... судит в исторической ретроспективе весь украинский национализм... подлые идеи буржуазной самостийности, незалежности Украины», — писал о процессе орган КП(б)У, журнал «Большевик Украины»[29]. Тогда же была ликвидирована одна из главных структур национального движения — УАПЦ. В 1931 г. также состоялся процесс над Украинским Национальным Центром и рядом других организаций.

В последнее время наметилась весьма любопытная тенденция в развитии концепции «голодомора». С одной стороны налицо очевидная активизация кампании, законодательно получившей статус официальной идеологии. А с другой — все более заметный ее кризис. Последний стал следствием, во-первых, крепнущего неприятия агрессивной пропаганды со стороны населения Украины, а во-вторых, слабости аргументации, на которой она основывается. Основная масса ее адептов по старинке продолжает придерживаться «классических» аргументов. Однако наиболее осторожные и умные из них все чаще отходят от утверждения о голоде как геноциде по этническому принципу и создают конструкции, как им кажется, более гибкие, но еще более уязвимые при непредвзятом рассмотрении. В этом отношении показательны последние работы С.Кульчицкого — одного из ведущих украинских специалистов по проблеме. То, как автор объясняет причины и суть «голодомора», как нельзя лучше отражает нынешнее состояние самой концепции.

Темой голода 1932-1933 гг. Кульчицкий занимается уже двадцать лет, являясь, без сомнения, одним из лучших специалистов по проблеме. До недавнего времени причиной голода он называл социально-экономическую политику сталинского руководства, рассматривая «террор голодом» как метод создания колхозного строя и, если брать шире (его словами), нового «коммунистического штурма». При этом к трактовке голода как геноцида и тем более этноцида он старался подходить осторожно[30].

И вдруг все изменилось: в качестве причин он стал выдвигать национальные (стремление «Кремля» подчинить «Украинское государство», во имя чего и был устроен геноцид его граждан). По сути, Кульчицкий почти слово в слово повторяет концепцию Дж. Мейса. «Я утверждал, что первопричины трагедии следует искать в социально-экономической политике, а Мейс видел их в национальной политике Кремля, — оглядывается Кульчицкий назад и тут же поясняет: — Оказалось, однако, что разгадку террора голодом следует искать на пересечении социально-экономической и национальной политики»[31].

Но последние тексты этого автора показывают, что найти ту самую «точку пересечения» оказалось затруднительно, и сведенные механически концепции существуют по отдельности. Складывается впечатление, что в глубине души Кульчицкий продолжает развивать собственную точку зрения, которую вырабатывал на протяжении двадцати лет, но по каким-то причинам параллельно с ними приводит и чужую. Так, он констатирует: «террор голодом был методом создания социально-экономического строя», его «первопричиной... было стремление сталинской команды отвести от себя вину за экономические провалы в "социалистическом строительстве", которые привели к голоду во всей стране». «Террор голодом имел место в ситуации социально-экономического кризиса, а кризис был следствием экономической политики», — прямо указывает ведущий украинский специалист[32].

И тут же: «Кремль тревожила государственная организация, которая разговаривала на украинском языке, имела большие конституционные права и была расположена на границе с Европой», республика могла воспользоваться катастрофическими последствиями «подхлестывания» экономики, чтобы выйти из СССР, а ее руководство — «стать из красного желто-синим» и увлечь за собой массы. Поэтому «голодомор — это геноцид против граждан украинского государства»[33].

Кульчицкий подчеркивает, что его работы «являются эволюцией взглядов, основанной на фактах, которые ранее не были известны»[34]. Однако никаких ранее не известных фактов он не приводит: ведь концепция Мейса появилась давно и была прекрасно известна. Однако до самого последнего времени ведущий украинский специалист по проблеме не спешил принимать ее. Что же повлияло на «эволюцию взглядов»?

А все лежит на поверхности. Во-первых, это стремление подверстать концепцию под Конвенцию ООН. «Втискивание проблемы Голодомора в этническую плоскость не приближает нас к формулировкам Конвенции ООН о геноциде, а отдаляет от них», — откровенно признает Кульчицкий[35]. А ведь основная масса ее адептов обвиняет устроителей «голодомора» в том, что они уничтожали украинцев (этнос). В Конвенции же «этническое» и «национальное» выступают самостоятельно, где первое — это народ, а второе — скорее государственно-гражданское состояние. Историк открыто признает: на основании документов «трудно доказать, что террор голодом направлялся против этнического или национального сообщества»[36]. Тем самым он подрывает не только «традиционные» обвинения в уничтожении украинцев как этноса, но и «теорию Мейса-Кульчицкого».

А во-вторых, все основные положения концепции «голодомора» трещат по швам:

1) утверждение об уничтожении украинцев как этноса не подтверждается и масштабами катастрофы (по всему СССР); и массовой смертностью от голода крестьян — представителей других народов УССР; и тем, что голод поразил прежде всего сельское население страны; и тем, что горожане-украинцы (и в том числе в УССР) не «морились» голодом;

2) отсюда применяется «комплексный» подход к голоду в УССР и на Кубани. Так, о голоде на Украине говорится как о геноциде не против «украинцев», а против ее «граждан» любой национальности. А для объяснения причин голода на Северном Кавказе (РСФСР) применяется «старый добрый» этнический принцип (уничтожение украинцев), да еще и вместе с политическим (они-де неминуемо стали бы частью УССР);

3) претензии адептов «голодомора» провозгласить его самым крупным геноцидом в мире и даже объявить «украинским холокостом» остались не удовлетворенными, а у Израиля вызвали вполне предсказуемую болезненную реакцию;

4) насаждение концепции внутри Украины вызывает все большее неприятие;

5) наконец, один из серьезнейших ударов по концепции был нанесен в последние годы (какое совпадение!) западными учеными. Скажем, в своем недавнем исследовании «Годы голода. Советское сельское хозяйство в 1931-1933 годах» (2004 г.) известные историки Р.Девис и С.Виткрофт опровергают тезис о спланированном геноциде. С выводами исследователей вынужден был согласиться и Р.Конквест, признавший, что Сталин специально не устраивал голод 1933 года[37]. Таким образом, зашаталась социально-экономическая составляющая концепции, от которой фактически отказался один из ее отцов-основателей.

И в результате у адептов концепции «голодомора» остались лишь доводы (по сути — весьма вольные гипотезы) Мейса. Они-то и стали их последним оружием.

Утверждения об опасениях большевиков сепаратизма в УССР опровергаются их экономической и национально-культурной политикой. Если бы все обстояло так, то в годы пятилеток не создавалась бы огромными темпами промышленность УССР, в том числе многие гиганты индустриализации, и не велась политика украинизации (по логике «теории Мейса-Кульчицкого», создававшая основу для сепаратизма). Надуманность трактовки «голодомора» как средства борьбы с «гражданами украинского государства» невольно подтверждает сам Кульчицкий. Например, когда нужно умалить ответственность украинских республиканских и местных властей за голод, он утверждает, что «Советский Союз был построен как очень централизованное государство тоталитарного типа», вынуждавшее тех подчиняться и выполнять «наиболее ужасные задания центра». Когда же надо обосновать тезис о «голодоморе» как геноциде против граждан украинского государства, которые «даже в смирительной рубашке советской республики самим своим существованием создавали угрозу» для «кремлевской своры», говорится прямо противоположное. А именно, что до «голодомора» «Советский Союз был союзом государств», а Украина «могла развиваться несмотря на давление центра», была чуть ли не «страной», да еще с какими-то загадочными «прочными традициями национальной... государственности»[38]!

В связи с вышесказанным принятие «Закона о голодоморе» становится лишним свидетельством слабости самой концепции и отсутствия у ее творцов и адептов внятных (не политических и идеологических) доводов.

Итоги

Так был ли «голодомор»? Никаких сколько-нибудь серьезных аргументов в пользу концепции «голодомора» как «геноцида — этноцида» украинского народа нет. В 1932 — 1933 гг. многие сельскохозяйственные районы СССР поразил страшный голод. Жертвами его стало до 7 млн. человек[39]. Это действительно трагическая страница нашей истории. Не вдаваясь в дискуссию о причинах голода, нужно признать, что задачи, стоявшие перед советским руководством, были огромными. Будет ли страна идти вровень с ведущими державами или упустит время и превратится в подобие Османской империи второй половины XIX в.? Вопрос был в том, на какие меры и жертвы оно было готово ради их достижения. С затратами и человеческими жизнями не считались. И чем более развито было в регионе сельское хозяйство, тем круче были меры. Потому и самый страшный голод был в наиболее хлебных регионах. Ведь УССР и Северный Кавказ поставляли почти половину от всего заготавливаемого в зерновых районах хлеба{40}. Собственно Украинская ССР пострадала не потому, что там жили украинцы, а только потому, что была главной житницей Советского Союза.

Но вопрос, при всей его жестокой, но неумолимой очевидности, обсуждается с, так сказать, эмоционально-прокурорских позиций. А они могут скрывать все что угодно: от искренней печали за судьбы крестьянства до националистических концепций и глобалистских доктрин. Ведь свои интересы в распространении концепции «голодомора» имеют оба ее творца — как украинство, так и Запад. И они поразительно созвучны.

Интересы Запада

Отрицание украинством и окормляемым им государством советского прошлого находит понимание и поддержку у известных кругов западных стран, а также наднациональных европейских и международных структур, присвоивших себе монополию на истину. Это вполне соответствует евро-атлантистской доктрине «единого мира», которая не предполагает иных центров силы, кроме Запада (прежде всего США), иного философского опыта, иных форм социальной и духовной организации обществ, и потому устраняет (бомбами, «цветными революциями» и др.) любых конкурентов собственного («нормального») пути. В данном случае устраняется идеологический конкурент, имя которому «коммунизм-социализм». И «голодомор» стал одним из звеньев этой политики.

Однако не «коммунизм» как таковой являлся главной мишенью. Под маской борьбы с ним всегда скрывалось неприятие России-СССР как самостоятельного и неподконтрольного геополитического и экономического игрока, как зримой духовной альтернативы новому глобальному проекту. Поэтому главная причина, по которой украинские националисты и Запад с его сателлитами из Восточной Европы и СНГ находят общий язык, — это антироссийская и антирусская сердцевина концепции «голодомора». В роли обвиняемого оказываются вовсе не «советская власть» и не «Сталин», как может показаться на первый взгляд. Осуждая «злодеяния коммунизма», украинские националисты и Запад метят в Россию, в ее великодержавие, в преемственность русской истории от дореволюционной России к СССР и в их геополитическое положение в мире. А вместе с этим — и в созданную после войны систему международных отношений, которая основана на принципе национального суверенитета и невмешательства. Культивируя украинский национализм, США «растаскивают» геополитическое пространство Восточной Европы, препятствуют жизненно необходимой для наших народов и давно назревшей интеграции России и Украины. Голод для них всего лишь повод. Не будь его — место «голодомора» заняло бы какое-нибудь другое событие из русской истории, которое бы объявили преступлением против человечества.

С точки зрения украинских националистов и чиновников приоритетным остаются: во-первых, желание быть полезными геополитическим противникам России, а во-вторых, стремление как можно дальше разойтись с ней, порвать с идеей общерусского единства, общими духовными корнями, в том числе уходящими в советский период. То, что голод и «голодомор» — вещи разные, не смущает его украинских и зарубежных адептов. Они продолжают делать на памяти людей политический капитал, решать идеологические и геостратегические задачи. Ведь государственность надо укреплять, нацию — создавать, а Россию — держать в узде (и желательно в границах княжества Московского). А значит, карта «голодомора» снова будет разыгрываться как против оппонентов внутри страны, так и против «российского империализма». Террор «голодомором» продолжается.

«Самостийный голодомор»

В заключение следует привести некоторые интересные цифры, которые позволят по-иному взглянуть на проблему. Речь идет о демографической ситуации, сложившейся на Украине и в России[41] за последние шестнадцать лет и приведшей к значительному сокращению их населения. Следует подчеркнуть, что в обеих странах оно происходит «на фоне длительной естественной убыли населения, явившейся результатом высокого уровня смертности и низкого уровня рождаемости»[42].

Сразу отметим, что на Украине «депопуляция развивается в более кризисных параметрах, чем в России», причем убыль населения наступила уже с 1991 г.[43]. За 1991—2003 гг. естественный прирост также составляет отрицательную величину: за это время население Украины вымерло на 3,6 млн. человек. При этом, в отличие от России, миграционное сальдо на Украине также является отрицательным: -720,2 тыс. (покинуло страну свыше 1,2 млн. человек, прибыло — около 500 тыс.). То есть с учетом вымерших и покинувших страну убыль населения Украины за 1991—2003 гг. составила свыше 4,3 млн. человек (потери, естественно, прямые, без учета «не родившихся»)[44]. Если продолжить примерную динамику до 2006 г. включительно, то цифры будут выглядеть следующим образом: естественный прирост: - 4,65 млн. человек, миграционное сальдо: примерно -790 тыс. Итого убыль населения составит свыше 5,4 (5,45) млн. человек.

Эти цифры следует знать всем, кто любит рассуждать о том, что если бы не «горькая доля» Украины при «российско-советской оккупации» (до 1991 г.), то ее население достигало бы 100 млн. человек[45] . Чем же объяснить такие колоссальные потери населения Украины (и России)? Ведь ни войн, ни «голодоморов», ни репрессий сейчас нет.

Есть три способа объяснить столь вопиющую депопуляцию.

1. Это результат приобщения Украины (и России) к рыночно-демократическому, «магистральному» пути человечества, с которого их столкнули Октябрь 1917 года (в случае с Украиной — еще и присоединение к «азиатской России»). Об этом очень любит порассуждать «национально-сознательная» интеллигенция[46]. А цифры в 4,6 млн. вымерших и около 1,5 млн. уехавших (наверное, не от хорошей жизни дома) — некая досадная неизбежность, плата за возвращение в «мировую цивилизацию».

Но если эти люди согласны признать естественным исчезновение 5,5 млн. человек или не обращать на это внимания ради «возвращения в цивилизацию», то какое моральное право они имеют обвинять большевиков, готовых жертвовать людьми во имя своих целей — построения коммунизма (передового и «магистрального», с их точки зрения, строя)?

2. Это — геноцид нашего народа (Украины и России), осуществляемый российскими и украинскими политическими и экономическими правящими кругами. Тем более что происходящее очень напоминает положения той самой Конвенции ООН. И в том числе такие, как применение мер, рассчитанных на предупреждение деторождения и насильственную передачу детей из одной группы в другую. Вспомним размах деятельности центров «Планирования семьи», настойчивую кампанию внедрения в школьную программу «полового воспитания», свободу и пропаганду абортов, «поставки» детей за границу, а также то, что сторонников всего этого немало среди представителей исполнительной и законодательной власти. Кстати, при Сталине проводилась прямо противоположная политика — укрепление семьи, семейных ценностей, запрет абортов.

Но если считать голод 1932 — 1933 гг. геноцидом, то надо открыто признать геноцидом и вымирание населения (кстати, более масштабное!) в 1991-2006 гг. Тогда адептам «голодомора», чтобы быть последовательными, надо сказать: «Да, сейчас на Украине, в условиях самостийности, осуществляется геноцид собственного народа, и мы (т.е. украинская гуманитарная интеллигенция) тоже виновны в нем, поскольку боролись за этот строй, поддерживаем и прославляем его, очерняем советское и дореволюционное прошлое как эру "колониального угнетения" украинского народа»[47]. У которого, кстати, в ХVIII-ХХ вв. (за исключением короткого периода) наблюдался демографический рост — лучший показатель уровня жизни и самочувствия народа, и который, обретя «долгожданную независимость», вдруг стал вымирать). Однако так почему-то никто не говорит.

3. Современная демографическая ситуация — результат колоссальных социально-экономических и мировоззренческих перемен. Хороших или плохих, направленных во благо людям или во вред — в данном случае неважно. Это результат ломки экономического строя и как следствие — изменения структуры общества, общественных связей, морали, ценностей и т.п.

Но если признать это справедливым в отношении 1991-2006 гг., то еще вернее это будет для 1929-1933 гг. — эпохи огромных социально-экономических перемен. В скобках добавим, что в отличие от нынешней, та «перестройка» все же имела созидательные цели и завершилась быстрее (может быть, именно поэтому).

Вот такие объяснения-параллели. Какая из них наиболее верная — решать каждому самостоятельно. И еще, надо быть последовательными до конца и, сказавши «а», говорить «б». Это позволит (при наличии желания) отойти от политизации проблемы и быть честнее — перед людьми и самими собой.

Но «певцы голодомора» не спешат это делать и не хотят перевернуть страницу прошлого. Может быть, еще и потому, что тогда взоры людей обратятся на день сегодняшний. А вопиющие цифры убыли населения на современной Украине говорят сами за себя.

 

Андрей Марчуков

Вестник Юго-Западной Руси

_____________________________________

[1] О феномене «голодомора» см.: Марчуков А. А был ли «голодомор»? Или непопулярные мысли об одном политическом брэнде / /Россия XXI. 2004. № 6. С. 124-143; Он же. Операция «голодомор» //Родина. 2007. № 1. С. 60-67.

[2] Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927—1939 гг. Док. и мат. В 5 т. Т. 3. Конец 1930-1933. М., 2001; Данилов В.П., Зеленин И.Е. Организованный голод. К 70-летию общекрестьянской трагедии //Отечественная история. 2004. № 5. С. 97-111.

[3]Порой это слово употребляется и в российских изданиях, не разбирающихся в его скрытом смысле.

[4] В отличие от США и Канады, первый «юбилей» «голодомора» в Европе не был замечен. Это объяснялось не только меньшей численностью там украинской диаспоры, но и более уравновешенной политикой европейских государств в отношении СССР.

[5] Мейс Дж. Комунізм і ділема національного визволення: національний комунізм в Радянської Україні, 1918—1933. Conauest R. The harvest of sorrow. Soviet collectivization and the terror-famine. Edmonton, 1986.

[6] Кульчицький С. Проблема голоду 1932-1933 рр. та її місце в суспільно-політичному житті України кінця 80-х — початку 90-х рр.// Голод-геноцид 1933 року в України: історико-політологічний аналіз соціально-демографічних та морально-псіхологічних наслідків. Київ - Нью-Йорк, 2000. С. 38.

[7] Информационное агентство (ИА) Regnum. http://www.regnum.ru/news/711020.htm.

[8]ИА «Обозреватель», 22 ноября 2003. http:/ /news.gala.net/?cat=18id=127637; Там же. 16 мая 2003.

[9] ИА Regnum. http://www.regnum.ru/news/711020.htm.

95

[10] Здесь и далее даны ссылки на Интернет-интервью С.Кульчицкого (www. далее ИИ) и его статью «Голод и Голодомор 1932-1933 годов: сходство и различия» — дайджеста его новой книги, далее — Статья). ИИ. Ответы (далее О.) 2, 28, 33; Статья. С. 22.

[11] ИА «Обозреватель», 12 ноября 2003. http:// news .gala. net / ?cat= 18id=127637

[12] Там же. 22 ноября 2003; 26 ноября 2003.

[13] Кучма. Л. Д. Украина — не Россия. М., 2003. С. 23, 28.

[14] ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 3184. Л. 32, 46, 63; Д. 3192. Л. 3.

[15] ТСД. Док. 317. С. 720

[16] Ивницкий Н. Хлебозаготовка 1932-33 годов и голод 1933 года //Голод-геноцид... С. 86-88.

[17] Кульчицький С. Україна між двома війнами (1921-1939). Київ, 1999. С. 172, 176.

[18] Шубин А. Выступление на «Круглом столе» «Голод по-большевистски: организаторы и вдохновители» //Родина. 2007. № 8. С. 89.

[19] Кульчицький С. Там же. С. 183; Население России в XX веке. Ист. очерки. М., 2000. Т.1. С. 270-271.

[20] Ивницкий Н. Указ. соч. С. 88; Кульчицький С. Там же. С. 182; Всесоюзная перепись населения. 1937. Краткие итоги. М., 1991. С. 48-61.

[21] Около 40% от всего русского населения УССР. Національні відносини в Україні у XX. Сб. док. і мат. Київ, 1994. С. 133.

[22] По ряду районов откочевало в Китай или вымерло до 20-35% населения.

[23] Данилов В.П., Зеленин И.Е. Указ. соч. С. 109.

[24] Марчуков А. В. Украинское национальное движение. УССР. 1920-1930-е годы. Цели, методы, результаты. М., 2000. С. 137-158, 210-233, 439-446.

[25] Веселова О.М., Марочко В.І., Мовчан О.М. Голодомори в Україні. 1921-1923, 1932-1933, 1946-1947. Злочини проти народу. Київ, 2000. С. 135-136.

[26] «По решению правительства Союза ССР...». Депортация народов: док. и мат. Нальчик, 2003. С. 94-95.

[27] РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 127. Л..

[28] Марчуков А. В. Украинское национальное движение... С. 431-434, 457-458.

[29] Більшовик України. 1930. № 5/6. С. 9.

[30] В научных работах в большей степени, в научно-публицистических — в меньшей. См.: Політичний терор і терорізм в Україні. XIX-XX ст. Історичні нариси. Київ, 2004. С. 395 — 397. Кульчицький С. Україна між двома

війнами (1921-1939 рр.) Київ, 1999. С. 183. И др.

[31] Статья С 10

[32] ИИ. О. 12, 24; Статья. С. 5, 21.

[33] ИИ. О. 4, 8; Статья. С. 19, 21-22.

[34] ИИ. О. 34.

[35] Статья. С. 9.

[36] Статья. С. 4.

[37] Davies R. W., Wheatcroft S.G. The years of Hunger. Soviet Agriculture, 1931-1933. London, 2004. P. 441, 481-484.

[38] Там же. O. З, 37; Статья. С. 12, 14, 19.

[39] Данилов В.П., Зеленин И.Е. Указ. соч. С. 109.

[40] Ивницкий Н. Указ. соч. С. 95.

[41] С 1992 г. и по сей день естественный прирост населения в Российской Федерации (РФ) является отрицательным, что означает вымирание ее народа. За 1992 — 2003 гг. население России сократилось более чем на 9,5 млн. человек. Однако за счет миграционного притока (примерно 3,5 млн. человек официально) убыль населения РФ снижается до 6 млн. (Рыбаковский Л.Л., Карпова Ю.Ю. Россия и Украина: миграционный обмен населением. М., 2004. С. 44). Другой вопрос, что это за люди в культурном, национальном, социальном плане и могут ли они стать полноценной заменой вымершим. Если продолжить примерную динамику убыли и миграции до 2006 г. включительно, то получим следующие цифры: естественный прирост: -11,5 млн., миграция: около 4 млн. человек. Таким образом, убыль составит свыше 7,5 млн. человек.

[42] Итоги переписей населения в странах Содружества Независимых Государств (раунда 2000 года): Статистический сборник. М., 2006. С. 13.

[43] Рыбаковский Л.Л., Карпова Ю.Ю. Россия и Украина: миграционный обмен населением. М., 2004. С. 47.

[44] Там же. С. 48.

[45] Как утверждает тот же Кульчицкий. См.: ИИ. О. 22.

[46] Например: ИИ. О. 23, 35.

[47] К примеру Ю.Шаповал, комментируя инициативу В.Ющенко по созданию Музей советской оккупации («Газета по-киевски», www.pk.kiev.ua/country/2007/03/05/090050.htm), заявил, что в СССР «Украина фактически имела колониальный статус» (подробнее о проблеме см.: Марчуков А. Операция «Музей»http://stoletie.ru/russiaworld/070409165648). Он же публично ставил под сомнение факт освобождения Украины Красной Армией в 1943-1944 гг. (Без права на реабилитацию. Кн. 2. Киев, 2005. С. 111).