Нет ничего достопочтеннее для священников, как благочестие и правильное проповедание слова истины...Ибо в этом состоит вся наша надежда на спасение и воздаяние обещанных благ.
свмч. Флавиан, патриарх Константинопольский[1]

Проведенная более месяца назад Его Высокопреосвященством, Высокпреосвященнейшим митрополитом Волоколамский Илларионом встреча со студентами МДАиС имела достаточно широкий резонанс в студенческой среде, о ней стали говорить в православной прессе. Со многими высказываниями студенты остались внутренне несогласными. Но чтобы давать оценку выступлениям достаточно опытного иерарха Церкви необходимы не столько эмоции и внутреннее чувство благочестия, а грамотная и взвешенная позиция, основанная на глубоком знании православного богословия и канонического права, истории Церкви. Мы все же отметим, что данные встречи нужны. Во первых, в них дается официальная позиция нашего священноначалия в отношении положения, сложившегося в ходе двустороннего диалога православных с римо-католиками. Во-вторых, и это не маловажно, дается объективная информация о самом ходе диалога, его состоянии. Тем самым устраняется почва для создания мифов и кривотолков о самом диалоге. Кроме того, как мы полагаем, подобные встречи дают возможность студентам, будущим пастырям Православной Церкви взращивать в себе интерес к вере, осознавать насколько защита веры, ее чистоты имеет первостепенную важность в христианской жизни.

1. О церковной политике Православной Церкви в отношении Римо-Католической церкви до середины 20 столетия.

а) о термине политика

Прежде всего, мы хотели бы заметить, что применение и использование термина «политика» для характеристики внутрицерковных и внешнецерковных отношений не соответствует принципам и духу церковной жизни и церковному строю, поскольку подобное словоупотребление выходит за рамки евангельского закона.  Слово «политика», как в принципе и «политик» применимы исключительно только для обозначения межгосударственных отношений.  В своём известном «Толковом словаре живого великорусского словаря» В. И. Даль дает следующее определение «политике»: «наука государственного управления; виды, намерения и цели государя, немногим известные, и образ его действий при сем, нередко скрывающий первые». А политик – это «умный и ловкий (не всегда честный) государственный деятель, вообще скрытный и хитрый человек, умеющий наклонять свои дела в свою пользу».[2]

б) «отчужденность» Востока от Запада и богословские диалоги в I тысячелетии

Преосвященнейший митрополит Иларион, характеризуя отношения между Православной Церковью и Римской церковью после 1054. на протяжении 2 тысячелетия, совершенно верно замечает, что они носили характер взаимной отчужденности и обе церкви воспринимали друг друга как еретиков. Однако заявление митрополита Иллариона о том, что в силу такой взаимной оценки «никакого разговора о диалоге, взаимодействии, о правилах сосуществования на той или иной территории не могло быть» неверно, поскольку противоречит реальным историческим фактам. Диалоги между церквами велись буквально чуть ли не стразу после разрыва отношений между обеими церквами. Все эти диалоги носили желание, и прежде всего со стороны византийских императоров, разобраться в тех догматических расхождениях, которые стали причиной разрыва Востока и Запада, восстановить единство, но в основе этого единства полагать святоотеческое богословие и постановления Вселенских соборов. Существует прекрасная и обстоятельная работа блаженной памяти профессора СПб ДА Катанского, которая посвящена историко-догматическому обзору развития диалога между Восточной и Западной церквами после Великой Схизмой. В этом труде собраны фактически все сведения о проходивших диалогах.

Зная утонченность византийского воспитания и высочайшую степень образованности, присущую многим ромеям[3], было бы не только несправедливо, сколько даже оскорбительно для самой истории утверждать, что византийские богословы были чем-то хуже современных и чего-то недопонимали. А именно такой вывод можно сделать из слов митрополита Илариона. Глубина богословских диалогов и уровень богословских знаний были в Византии намного выше, чем в современной России и в современной Европе. Что же касается Запада темного средневековья – это был все же варварский мир, которому было слишком далеко до Константинополя. И отказывать ромеям в культуре ведения  диалога, упрекать их в невежестве и какой-то религиозной нетерпимости, фанатизме, как видимо предполагает митрополит Иларион, это не только нетактично, но является грубейшей фактологической ошибкой, и даже напраслиной и клеветой на византийцев и их историю. На протяжении средневековья «византийская цивилизация по большинству параметров превосходила западноевропейску. Философия, общественно-политическая мысль, наука, образование, искусство – это области, где Византия в то время безусловно «задавала тон». Более того, превосходство на культурном уровне и огромное влияние Византии на Европу позволило назвать Византию «главным европейским учителем».[4] Все богословы прекрасно знали о тех методах ведения диалога с еретиками и раскольниками, о которых говорил еще свт. Григорий Богослов:

Ибо учу, не как неученый, не поражаю противников укоризнами, как делают многие...Но воинствование свое за Христа доказываем тем, что сражаемся, подражая Христу, Который мирен, кроток и понес на Себе наши немощи; не заключаем мир во вред учению истины...и блюдем мир, сражаясь законно, не выступя из своих пределов и правил Духа...[5]

 Константинопольская церковь вела диалоги с варварским тогда уже Римом[6] в надежде, что Римская церковь все-таки искренне отвратится от своих заблуждений. Такой выдающийся отечественный историк как профессор И. И. Соколов, давая оценку основным византийским полемистам даже XI столетия, пишет: «Нельзя усматривать  ограниченность  церковно-религиозного мировоззрения этих писателей (патриарх Михаил Керулларий, Лев Ахридский, прп. Никита Стифат, Николай Мефонский и др.), или узко ригористичеескую их нетерпимость в отношении к лицам иного обряда. Нет, здесь, напротив, видны широта и основательность церковных воззрений и высота стремлений таких деятелей Восточной Церкви».[7] Тон полемики византийцев с представителями Рима был умеренный и примирительный, замечает проф. И. И. Соколов, но и даже такая мягкая и умеренная позиция Востока «была встречена на Западе весьма строгую и непримиримую оценку».[8]  Упорство, невежество и грубость в диалоге все время проявляла римо-католическая сторона, а не византийская.

Интересно и то, что диалоги не затухали даже после трагического падения Константинополя в 1204 и возрождения империи в 1264г. Но они ни к чему не привели. Свт. Григорий Палама, бывший свидетелем двух таких диалогов в 14 столетии дает интересную и немаловажную характеристику Западной церкви перспективы ведения с Западной церковью богословского диалога.

Ибо отпадать от правого исповедания было обычным (делом) для всех церквей, так как на протяжении многого времени зло находило себе пристанище то тут, то там. А отпасть и больше не возвращаться – такое случилось только с церковью латинян...

...а у латинян, - я думаю, - одна лишь их гордыня – страсть почти, я вынужден сказать, неизлечимая, свойственная, согласно апостолу, одному лишь лукавому...

А добровольно лежащим (имеется в виду упавший) не поможет абсолютно ничего, хотя бы самими небесными умами было изготовлено и предложено (им) лекарство от лжеучения...

Итак, едва ли не всуе подает им руку (помощи) подающий, разве что себе самому доставляя это чрезвычайное благо и воздавая Богу доказательство свойственной (Ему) благодати, а тех лишь показывая добровольно пребывающим во зле...

Ибо и тем свидетельства от Писания, не хорошо ими понятые, не смогли помочь, - так как они некстати отказывались от помощи – или избавить их от нечестия и вечного за него осуждения, но они подвергнутся вечному суду, потому что, отвергнув ясные изречения и по своей кичливости знанием исследовав неясные, - лучше сказать, не исследовав, не послушав истинно исследовавших...[9]

Не без известны старания в проявление искренних надеж православной делегации на восстановление единства в духе любви истины в начале открытого диалога в Ферраре. Свт. марк Эфесский в своем слове на открытии собора стремился уйти от «оскорбительной терминологии обвинения в ереси и обоюдного названия еретиками». Знаменитая речь свт. Марка Эфесского римскому папе Евгению начинается не с оскорблений, а с панегирика Римскому понтифику: «Ныне же ты, святейший отец, приими своих чад, издалека с востока пришедших, обними их, давно уже разлученных и прибегающих в твои объятья. Исцели введенных в соблазн. овели, чтобы всякое преткновение и недоразумение, мешающее миру, было изъято из нашей среды...До каких пор, чада одного Христа и одной веры, мы будем нападать друг на друга и разделять друг друга? До каких пор поклоняющиеся одной Троице мы будем кусать и пожирать друг друга?...Соедини нас друг с другом и с Тобой и сделай их молитву исполнившейся».

 Однако свт. Марк даже в этом пангирике, этой выдающейся речи и памятнике поздневизантийского риторического искусства, исполненной любви и надежд на преодоления лежащей между церквами пропасти не боится указать с тактом и любовью на причины разделений (filioque, называя это введение в символ веры искажением «общей пачати христианского исповедания», приношение латинянами жертвы на опресноках). И в качестве непременного залога восстановления разрушенного единства он указывает на необходимость «стать согласными с восточными, друг с другом и с отцами», то есть вернуться к святоотеческому богословию и решениям Вселенских соборов как надежной и спасительной опоре.

Нужно сказать также, что Византия достаточно активно развивала культурные отношение с католическим Западом: Венецией, Генуей, Францией и т.д. Культурный Запад благоговел перед Константинополем и это доказывает хотя бы такой известный исторический факт как необыкновенно торжественная встреча в Венеции в 1437г. восточно-римского византийского императора Иоанна Палеолога.

2.      Об отношении Православной Церкви к католической и ее таинствам (3)

В ходе именно достаточно тесного общения и ведения богословского диалога с Римской церковью Греко-Восточная Церковь окончательно утвержается во мнении, что римо-католики это не раскольники, а еретики. Вскоре после окончания Ферраро-Флорентийского собора свт. Марк Эфесский в своём знаменитом «Окружном послании пишет:

Причину для раскола они дали, открыто сделав прибавление (Filioque), которое до того говорили в тайне; мы же откололись от них первые, лучше же сказать, отделили их и отсекли от общего Тела Церкви. Почему? - скажи мне. - Потому ли, что они имеют правую Веру или православно сделали прибавление (в Символе)? - Но кто бы так стал говорить, разве уж весьма поврежденный в голове. - Но потому (мы откололись от них), что они имеют нелепое и нечестивое суждение и нежданно-негаданно сделали прибавление. Итак, мы отвратились от них, как от еретиков, и поэтому отмежевались от них.

Точка зрения митрополита Илариона на принятие римо-католиков в Православную Церковь «на протяжении веков» без повторения совершенных таинств в Римской церкви не соответствует действительности.

Исторические документы и факты неопровержимо доказывают следующее:

l        Еще до Великой схизмы 1054г. латиняне принимались часто через крещение[10], поскольку греческие священники усматривали в обливании, что справедливо, нарушение формальной стороны Таинства, которая противоречила апостольскому обычаю.[11]

l        Свт. Марк Эфесский, ссылаясь еще на указания Федора Вальсамона, указывает на то, что латиняне как еретики принимались в обязательном порядке через миропомазание.

Слышал ли, что они уклонились не только в обычаи, но и в догматы, чуждые православным (а то, что чуждо православным, конечно, - еретическое учение), и что, по канонам, они должны быть оглашены и присоединены к Православию? Если же надлежит огласить, то, ясно, что - и миром помазать.[12]

l        Константинопольский собор 1756г. определил «западных христиан», то есть прежде всего римо-католиков, принимать через крещение и это определение не было отменено каким-либо поместным собором.

l          Принятие некоторых еретиков, таких как римо-католиков и армян, в практике Российской Церкви совершалось через особый чин покаяния с отречением от еретических заблуждений в этих конфессиях.[13]

l        В синодальную эпоху в Российской Церкви римо-католическое духовенство принималось «в сущем сане».[14]

Принятие римо-католика через миропомазание, или через особый чин покаяние – это не выражение церковной акривии, а церковной икономии. Поскольку Римо-Католическая церковь, как бы это не хотелось слышать членам «Смешанной Богословской Комиссии» является не Церковью, а ересью. И 95 правило VI Вселенского собора, «навсегда» установило общепринятую практику приема в Православную Церковь. В отношении римо-католицизма вопрос стоит особым образом, поскольку необходимо, опять-таки следуя принципу оговоренному в 95 правиле, исследовать степень и глубину отпадения в данном случае римо-католицизма от благочестия, т.е. от Православной Церкви.

Для этого необходимо  сопоставить содержание всех еретических уклонений Римской церкви от Православия. А их оказывается достаточно много, и больше чем у перечисленных в правиле еретиков. Римо-Католическая церковь представляет на сегодня целый клубок ересей. И если прп. Иустин Попович определяет римо-католицизм как «всеересь», то он, как прекрасный и известный догматист, делает это грамотно, вне всякого подобострастия.

Сегодня необходимо также учитывать и то, насколько Римо-Католическая церковь уклонилась от правильной формы совершения таинств: крещения, миропомазания, священства и т.д. 

Исторически римо-католики принимались двояко: чрез крещение, согласно церковной акривии, либо через миропомазание, в соответствии с церковной икономией. Но мы должны еще раз напомнить и подчеркнуть, что икономия – это не норма и не правило для Церкви, а есть лишь временное явления как способ скорейшего уврачевания раскола или ереси.[15] Известный профессор Афинского университета Анреас Феодору замечает: «Согласно догматической акривии (??????) крещение еретиков является недействительным и неверным.

Эта последняя характеристика не является конечно же абсолютной. По причине нижеследующих условий (главным из которых является то, что оно совершается во имя Святой Троицы), это крещение обладает некоторым основанием. Согласно икономии (?????u?) крещение еретиков  может быть в начале преемлемо, но только в тех случаях, когда еретики приходят в лоно Православной Церкви. Однако от этого признака до признака чтобы считать a priori действительным крещение еретиков, и конечно же  что оно причисляет к Церкви, существует огромное расстояние».[16] И Его Высокопреосвященство не имеет право игнорировать этого фундаментального и основополагающего принципа Православной Церкви. Действуя по снисхождению, по икономии, Церковь не признает действительность таинств, а совершает врачевание заболевшего члена, в данном случае ереси или раскола.[17] Именно поэтому «официально Православная Церковь,- как подчеркивает сам митрополит Илларион – не признавала никаким документом, никаким декретом или определением действенность и спасительность таинств Католической Церкви».

И существование в Православной Церкви т.н. двух точек зрения на таинства римо-католиков, о котором упоминает митрополит Илларион, это следствие расслоения православного сознания, и прежде всего в иерархии. Последняя точка зрения, о действительности таинств римо-католиков – это порождение современного экуменического антипатристического богословия, ставящего свои личные мнения и суждения выше святых Отцов Церкви. Собственно говоря данное воззрение не имеет места в сознании Церкви вообще.

И впервые невероятно дерзкий прорыв в области диалога делает именно Баламадский документ, который расценивается видными богословами как «уния», поскольку вопреки православной экклезиологии и историческому сознанию Православной Церкви, члены Смешанной богословской комиссии подписывают документ, в котором римо-католики и православные взаимно признают действительность таинств и налагают запрет на принятие друг друга через крещение/

3.    Об отказе Православной Церкви от применения к Римо-Католической Церкви термина ересь

а) существует ли знак равенства между мнением священноначалия и учением Церкви?

Когда мы говорим слово Церковь в плане выражения учения Церкви, то мы должны знать некоторые наиважнейшие положения:

l     высказываемые высшим церковным Священноначалием мнения и высказывания только тогда признаются голосом Церкви, когда выражают учение Церкви,

l     если мнение священноначалия противоречит учению Церкви, то оно не может быть расценено как учение Церкви,

l     чтобы мнение священноначалия было выражением учения Церкви, оно должен совпадать с богословием Церкви, выраженным в Священном Писании, определениях и решениях Вселенских и поместных соборов, а также соответствует принципу согласования с мнением общепризнанных Святых Отцов Церкви, т.е. с так называемым consensus patrum.

В отношении же Римо_Католической церкви Православная Церковь всегда высказывалась в лице своих выдающихся святых отцов и писателей как ереси.[18]

Что же касается отказа, как говорит митрополит якобы Православной Церкви «от употребления термина «ересь» в отношения католичества»  «в время работы богословской комиссии по православно-католическому диалогу» необходимо заметить следующее:

l     Православная Церковь не отказалась от употребления этого термина, поскольку это невозможно по причине неизменности «церковного сознания и веры» в отношении ереси,

l     отношение Православной Церкви к Римской церкви может измениться только в случае отказа и официального последней от ее вероучительных заблуждений-ересей

l     относительно изменения терминологии можно допустить лишь временное опущение официальной терминологии только в рамках богословского диалога, следуя правилу свт. Григория Богослова в отношении еретиков:

 Но воинствование свое за Христа доказываем тем, что сражаемся, подражая Христу, Который мирен, кроток и понес на Себе наши немощи; не заключаем мир во вред учению истины...и блюдем мир, сражаясь законно, не выступая из своих пределов и правил Духа...[19]

l       отказ в рамках Богословского диалога от традиционно терминологии – это всего лишь временная мера, которая определяется не Церковью, а участниками диалога и одобряется Священноначалием поместных Православных Церквей, и применяемая опять-таки исключительно в рамках самого ведения диалога,

l       этот отказ, как временная мера, не дает право священноначалию налагать никакого моратория на выработанное Православной Церковью «правило к римо-католицизму», в противном случае действия священноначалия должны рассматриваться как насилие над Церковью и ее сознанием, и попыткой любыми мерами ввести унию.

б) Об изменении отношения Римо-Католическойцеркви к Православной после II Ватиканского собора

Кроме того необходимо подчеркнуть, что даже начатый ныне диалог с Римо-Католической церковью не изменил отношения католицизма к Православной Церкви, и не приостановил активный прозелитизм на исконно православных территориях. Для этого имеются вполне очевидные факты.

l       утройство новых архиепархий в России[20],

l     активное миссионерство в Сибири,

l     создание епископской конференции в России

l     рукоположение униатского епископа (Димитрия Салаха) для единственной униатской церкви-прихода в Афинах,

l     стало нормой присутствие униатов в Богословском диалоге.

Об  “изменении отношения к Православной Цркви Римского престола архимандрит Георгий пишет:“Папа Иоанн Павел II в своем конфиденциальном письме в римо-католическому сопредседателю Диалога кардиналу Эдварду Кассиди отвергает путь Смешанной Богословской Комиссии в Балтиморе (2000) и ведет его на радость униатам к провалу. В этом письма он писал: “Необходимо (на ассамблее в Балтиморе) заявить православным, что Восточные Католические Церкви (униаты) внутри Римской Церкви пользуются той же честью как и всякая другая Церковь, которая имеет общение с Римом”. Источник: